Эндимион - [18]

Я Сциллу в нишу положил — и скрылся.

И стан мой стройный вскоре искривился.

И молод, и красив на зависть многим,

Я стал ничтожным, старым и убогим.

А дале… Впрочем, надо ли про это?

В дальнейшей жизни не было просвета,

И чтоб не довели мои реченья

Тебя, мой друг, до умопомраченья,

Я расскажу, какой помог мне случай

От чёрных чар волшебницы могучей

Избавиться наполовину.

                                        Рядом

Сидел я как-то с бурным водопадом

И со скалы вдали заметил судно,

Что продвигалось медленно и трудно.

Оно исчезло вдруг за горизонтом,

И выстроились тучи грозным фронтом;

Заныли ветры. С собственной тоскою

Старик Эол не справился. Морскою

Играя пеной, вздыбленные воды

В небесные её бросали своды.

И вот кораблик снова показался.

Он меж валов беспомощно метался.

Пел ураган то басом, то дискантом.

Матросы тщетно лазали по вантам,

А остальные выли и стонали.

И бездны пасть увидел я в финале.

Они б спаслись, однако старики

Команды отдавали, вопреки

Моим советам. О, со страстью всею

Гееннопорожденную Цирцею

Я проклинал, ведь прямо на глазах

Там люди погибали, и в слезах

Я вглядывался в бешеное море,

Бессильно повторяя: «Горе! Горе!» —

Но книгу с жезлом над волной морской

Внезапно кто-то старческой рукой

Мне протянул — и с плачем я склонился

И принял те сокровища, схватился

За палец было — но, увы мне, тело

Ушло на дно. А небо посветлело,

И шторм утих, и потеплело явно.

Благоговейно, трепетно и плавно

Листать я начал влажные страницы.

Отрадно было в чтенье погрузиться,

В пространные вникая рассужденья.

Я всё забыл, как в сладком наважденье,

И чтению тому отдался весь я,

И взоры поднимал я в поднебесье,

И вновь читал, и каждую Атласом

Я поверял строку, но с каждым часом

Всё легче становилось злое бремя.

Надежда мне блеснула в это время

С тиранством кончить. Слушай со вниманьем,

Ведь ты — порука сим обетованьям.

"У моря, одинокий и несчастный,

Он проживёт, протянет срок ужасный —

Тысячелетье. С истеченьем срока

Скончается он так же одиноко.

Судьба не ждёт, судьба гнетёт и нудит.

Вода убудет, и вода прибудет,

И не умрёт он, пусть, не без кручины

Постигнув волхвования глубины,

Иль, отыскав слова для выраженья

Любого звука, формы и движенья,

Когда все вещества и состоянья

Поймет он до конца, до основанья, —

Он не умрёт. Он в счастье и в несчастье

Смиренно должен пребывать во власти

Благочестивости. И всем влюблённым,

Погибшим в океане разъярённом,

Дарует он гробницы постоянство.

Проникнет Время в мрачное пространство.

Труды созреют. Юноша чудесный

Придет, ведомый силою небесной,

И выслушает старца, и деянья

Он завершит иль смерть как наказанье

Познают оба вслед за неуспехом"». —

«Итак, — Эндимион сказал со смехом, —

Мы — братья-близнецы с судьбой единой.

Какой же подвиг я с отвагой львиной

Свершить обязан? Правда ль, если двину

Своим путём, когда тебя покину, —

Конец обоим?» — «Видишь над волнами, —

Ответствовал старик, — алеет пламя,

Которое играет и искрится?

То бедной Сциллы вечная гробница;

И там же схоронил я всех влюблённых,

На гибель ураганом обречённых,

Пока я сам — невольник». — И вперёд

Старик с Латмийцем двинулись. Под свод

Вошли высокий. — Ах, с годины славной,

Как море подчинил Нептун державный,

Таких чудес не знали во вселенной.

Вообразите: поле, Марс надменный,

Недвижный взгляд, спокойное дыханье,

Ни трепета в рядах, ни колыханья,

И воинов суровых легионы

Построены в железные колонны.

Представьте также: люди ряд за рядом,

Плечом к плечу легли на землю рядом. —

Так любящие вечно отдыхали

От радости земной и от печали.

И сколько было их, в молчанье строгом

Представших перед юным полубогом!

Но их уста краснели, точно розы:

Ни злая смерть, ни все её угрозы

Здесь не имели силы, безусловно.

И были все причёсаны любовно,

Лежали руки мёртвых одинако —

Напротив их сердец.

                            «Начнём, однако, —

Сказал старик, дрожа от нетерпенья,

Как ветвь осины; в радостном смятенье

Он книгу рвал и всякий миг прощальный

Сопровождал молитвой погребальной.

И свежий ветер уносил с разбега

Обрывки текстов, словно хлопья снега.

И обернул он вкруг Эндимиона

Свой тёмно-синий плащ, и упоённо

Жезлом взмахнул он девять раз. — Дела я

Тебе отныне перепоручая,

Клубок прошу распутать этой нитки,

Где узелков и петель — в преизбытке.

Нежней тяни! Молю не без причины:

Ведь эта нитка — тоньше паутины.

Закончил? Всё? Конец моей тревоге?

Красавцу покровительствуют боги!

Вот раковина. Надпись мне не явна.

Прочтёшь её? Читаешь? Вот как славно!

Мы спасены, клянусь Олимпом! Ныне

Жезл преломи в присутствии святыни:

Той лиры, что стоит на пьедестале».

И стало так. Мелодии восстали

И тут же стихли; звуки колыбельной

В тиши увяли. — «Книжными клочками

Осыпь меня меж мёртвыми рядами

И брось на мёртвых рваные страницы,

О, юноша! И… нечто совершится!»

И снова мир был флейтой упоён.

От Главка отошёл Эндимион

И сделал всё, как тот просил. Мгновенно

Тот юношею стал, и в драгоценной

Коралловой предстал он диадеме.

Казалось, гранями искрился всеми

Там бриллиант. Над девушкой прекрасной

Склонился Главк, и слёзы над несчастной

Он пролил — ах! — и здесь вздохнула Сцилла,

И в ход пошла вся колдовская сила

Эндимиона. Нимфа ото сна

Для жизни пробудилась, как весна!

И возрождали в краткие моменты