— Что завтра мы поедем кататься на оленях, — вспомнил Сампа.
— А перед этим?
— Что даже у Рудольфа Красного Носа лыжи получились бы лучше, чем у учителя, — вспомнил Тукка.
— А перед этим?
— Что мои прихватки, пока не сгорели, были очень даже ничего, — вспомнил Пат.
— Ну а ещё раньше?
Мы, конечно, помнили, как Козломороз пригрозил лишить учителя наследства, если тот не согласится бросить школу и переехать в Лапландию продолжать его дело. Ещё мы помнили, что учитель вспылил, выбежал из дома и хлопнул дверью.
— Учитель в беде, — с тревогой сказала Тина.
— Мы сами в беде, — с тревогой сказала Ханна.
— Надо помочь учителю бежать, — сказала я.
— И себе самим, — добавила Ханна, поглаживая подбородок. Мы все погладили подбородки, но бороды вроде пока ни у кого не было.
— Уф-ф, — с облегчением вздохнула Ханна.
— Эх, — разочарованно вздохнул Пат.
Мы решили обратиться за помощью и все написали по письму. Ханна написала Гарри Поттеру, Тина написала сто одному далматинцу, я написала Гэндальфу, Тукка написал в ООН, Сампа написал маме, Злюк пригрозил, что напишет папе, что его заставляют писать. Пат написал президенту. Мы все писали одно и то же: «На помощь! Скорей!» Кроме Пата, который написал: «Привет из Лапландии. Здесь за границей классно. Я скоро стану гномом, и у меня будет своя собственная борода».
Сначала мы подумали, что это будильник.
— Выключите его! — закричала Ханна.
Но звон не умолкал. Он, наоборот, нарастал, и вскоре нам стало казаться, что мы сами попали внутрь гигантского будильника. Но на самом деле мы всё ещё были в избушке и лежали в собственных кроватях. Было утро, и во дворе кто-то звенел так, что стены вибрировали. Мы подбежали к окнам. И увидели оленей.
Их было десятка два, все разные — с рогами, без рогов, — у всех сзади были сани, или нарты, или волокуши, или даже ванны — в общем, что-то вроде корыта. Олени со своими ваннами заполонили весь двор.
Мы оделись, выбежали на улицу и увидели, что учитель опередил нас. Он уже стоял во дворе и разговаривал с оленем. С тем самым оленем, которого мы встретили на мотопрогулке, — с его рогов Козломороз и его хозяйка потом снимали Тину и Ханну. Учитель в чём-то страстно убеждал оленя, маша рукой в сторону дороги, а потом, к всеобщему изумлению, предложил оленю свёрнутую в трубочку пачку купюр. Купюры были те самые, которые мы видели в аэропорту, — дирхамы. Наверное, поэтому они не заинтересовали ни оленя, ни его хозяина.
Мы немножко посмеялись, когда заметили, что учитель говорит не с оленем, а с человеком, который стоял позади и закреплял на олене оглобли саней. А потом ещё немножко — пока учитель вёл беседу, олень аккуратно взял из его руки пачку денег и сжевал.
— Дорогой, — сказала жена учителя, — ты ведь не собираешься делать никаких глупостей?
— Разумеется, нет, — с обидой ответил учитель. — Что, мне уже и поговорить с человеком нельзя? — и он потрепал оленя по носу.
— Эти олени никак не смогут довезти нас до дому, — сказала жена учителя. — Особенно в южных частях страны, когда снега станет меньше.
— Наверное, ты права, — сказал учитель. — Но деньги оставь себе, — добавил он, обращаясь к оленю.
— Дорогой, ты устал. Всю ночь копал этот ход, — ласково сказала жена учителя.
Тут и мы заметили, что у учителя очень усталый вид. Он был весь в грязи и вытряхнул из карманов горсть песка. Копать землю — тяжёлая работа, особенно зимой, мёрзлую, особенно если из инструментов только ложка.
— Может, ляжешь поспать? — предложила жена учителя.
— Хорошая идея, — согласился учитель, лёг на ближайшие сани и накрылся одеялом.
— Я имела в виду, в своей постели, — заметила жена учителя, но было поздно: учитель уже заснул.
Нам очень понравилось кататься. Каждый сел на своего оленя, и все они послушно побежали за вожаком — тем самым, в санях у которого спал учитель. Цепочка оленей пересекла заснеженную сопку, спустилась по узкому ущелью в долину, позвякивая, миновала озерцо и пришла к стойбищу.
Олени остановились возле большой индейской хижины. Точнее, она очень походила на индейскую, но была сделана из дерева. От её верхушки тянулся дым.
— За границей всё совсем по-другому, — вздохнул Пат. — Ну, кроме оленей.
Учитель проснулся, когда две собаки принялись лизать его в лицо. Он страшно обрадовался, потому что это оказались его старые знакомые из самолёта. Собаки тоже обрадовались.
— Это ездовые собаки, — сказал погонщик оленей, тот самый, с которым учитель разговаривал во дворе.
— Прекрасно, — сказал учитель.
— Нет, — сказала жена учителя. — Эти две собачки никак не утащат двоих взрослых и двадцатерых детей. И даже двоих взрослых. Они ещё щенки. — Жена учителя взяла его за руку.
— Но можно ведь попробовать? Они довольно крупные щенки, — заспорил было учитель, но жена потащила его внутрь индейской хижины.
В хижине, которую хозяин называл чумом, нас накормили блинчиками с клубничным вареньем.
— Почти как в Финляндии, — заметил Пат.
Блинчики и правда были очень вкусными.
Мы задумались, часто ли они достаются гномам. Ради таких блинчиков можно, пожалуй, стерпеть небольшую бороду. И покрасить её в какой-нибудь весёлый цвет.
