Елизавета I - [11]

   — Вы уже кого-то выбрали, госпожа?

   — Успокойтесь, друг мой. У меня нет от вас тайн. Я не вижу вокруг никого, кто бы вызвал у меня желание выйти замуж. Сомневаюсь, что такой мужчина вообще существует. Вместо «когда» я выйду замуж — будет ближе к истине сказать: «если».

На этом аудиенция закончилась; Сесил поцеловал королеве руку и поспешил в свои покои, где его ждала неотложная работа. Покончив с ней, он распорядился установить за Робертом Дадли надзор и ежедневно сообщать, где и когда тот встречался с королевой и сколько длились эти встречи.

Посол Филиппа Испанского в Англии был весьма ловким дипломатом. Испанский идальго дон Хосе Мария Хесус де Кордова, герцог де Фериа был одним из красивейших и честолюбивейших людей среди тех, кто приехал в Англию в свите мужа Марии Тюдор. Он сочетал присущие его народу мужество и любезность с приятным остроумием и пытливым умом — в этом состояло его отличие от большинства придворных Филиппа, которые своей чопорностью и высокомерием вызывали у всех в Англии отвращение. Он влюбился в красивейшую из придворных дам английской королевы, Джейн Дормер, и женился на ней. Таким образом он связал себя с Англией; благодаря этому он получил должность посла и сохранил её и после восшествия Елизаветы на престол.

Он получил у королевы длительную аудиенцию, во время которой она отзывалась о Филиппе в самых лестных выражениях и обещала сохранить дружбу с Испанией на вечные времена. Как впоследствии писал де Фериа своему государю, Елизавета так старалась быть с ним любезной, что эта любезность лишь усугубила его опасения относительно её подлинных намерений. Это была на удивление трезвая оценка; он испытал на себе всё воздействие личного обаяния и ораторского искусства Елизаветы, и всё же её искренность внушала ему сомнения. Елизавете не удалось одурачить испанского посла, но сам испанский король, по-видимому, не сумел устоять перед её чарами. Де Фериа не на шутку встревожился, когда король в одном из посланий упомянул о полученном от Елизаветы дружеском письме, в котором она выражала ему свою признательность и благодарила за оказанные в прошлом услуги; в ответном письме он умолял Филиппа не придавать большого значения каким бы то ни было словам английской королевы, ибо он уверен: Елизавета лжёт. Всё будет зависеть от того, какого мужа она себе изберёт, а пока что всё зависит от первых законов, которые она издаст после своей коронации.

Впрочем, был момент, когда казалось, что эта коронация вообще вряд ли состоится. Католические епископы, чувствуя, что новое царствование чревато возрождением протестантской веры, отказались совершить этот обряд. Затем — неизвестно, как этого удалось добиться: подкупом, угрозами или надеждой на будущий компромисс, — епископ Карлейльский согласился короновать Елизавету. Это была первая попытка духовенства воспротивиться королеве, и она потерпела неудачу. 15 января она была коронована в Вестминстерском аббатстве с пышностью и торжественностью, которых не постыдился бы и папа римский, а десять дней спустя впервые открыла парламент. Предостережения де Фериа наконец подтвердились. В тот день он наблюдал за происходящим и потом, сидя в своём кабинете в испанском посольстве, написал королю Филиппу горькое письмо, содержавшее подробный рассказ о вероломстве новой английской королевы. По пути в парламент навстречу ей вышла процессия монахов Вестминстерского аббатства во главе с аббатом и со свечами в руках. Елизавета остановила свою карету и велела им убираться прочь с дороги; мне не нужны факельщики, громко заявила она, я и так всё отлично вижу...

Сцена у входа в парламент была лишь предвестием того, что произошло внутри.

Свояченица короля Филиппа, которая на словах души не чаяла в своём зяте и навязывалась в друзья католической Испании, провозгласила себя верховным правителем английской церкви — эвфемизм, который обманывал лишь тех, кто очень крепко зажмуривал глаза, чтобы не видеть истины; то было притязание, столь же еретическое, как и титул её отца в Законе о главенстве короля над церковью, стоившем жизни стольким дворянам. Елизавета уничтожила католическую реставрацию, которую вела её сестра, установив такую форму богослужения, которая сочетала в себе наихудшие черты протестантизма, и в то же время коварно удалила из официального требника все наиболее оскорбительные выпады в адрес папы римского.

Епископы, которые пытались предотвратить коронацию Елизаветы, расплачивались теперь за своё неповиновение тюремным заключением. Вместо того чтобы подняться на защиту своих священнослужителей, английские простолюдины одобрили этот вопиющий акт произвола, чем ещё раз подтвердили, насколько этот народ закоснел в ереси.

По мнению де Фериа, в душе новой английской королевы не было никакой веры; она обрушилась на католичество хладнокровно, руководствуясь соображениями целесообразности, и её действия нельзя было оправдать даже личными убеждениями. Она публично отреклась от монахов и их свечей, но в то же время зажигала свечи в своей молельне, он видел это собственными глазами.

Испанский посол умолял короля Филиппа опасаться этой женщины; кроме того, он напомнил своему государю, что она окружила себя мужчинами наихудшей репутации и к тому же нетвёрдыми в вере; все они поголовно еретики: богатства, полученные после упразднения монастырей при Генрихе VIII, настолько вскружили им голову, что они готовы пожертвовать спасением своей души, лишь бы воспрепятствовать возвращению церкви её земель.