Это – роман, но интерпретация основных событий и взаимоотношений действующих лиц добросовестно следует историческим фактам. Я только объединила заговор Шатонефа с развязкой истории в монастыре Вал-де-Грейс, чтобы избавить читателя от повторных описаний почти одинаковых интриг, которые тогда разыгрывались в течение ряда лет.
Когда родился Людовик XIV, его отцом открыто называли Ришелье. А брат короля, герцог Орлеанский, был отправлен в изгнание за то, что публично объявил дофина незаконнорожденным. Никто пока еще не нашел убедительных доказательств тому, что Король-Солнце действительно был сыном кардинала, но я присоединяюсь к точке зрения их современников. В то время ходили слухи и о том, что убийство Бекингема – дело рук агентов Ришелье, и это предположение я тоже развила в своей книге. Где только возможно, я использовала письма, дневники и официальные документы той эпохи. Но по-прежнему остается загадкой, кто послал больному кардиналу копию договора Сен-Мара с Испанией. И опять-таки мнение современников, а также другие косвенные свидетельства, указывают на Анну. Благодарность и привязанность к ней Ришелье, сохранившиеся до самой его смерти, подтверждают правомерность этой точки зрения.
Эвелин Энтони
Лондон, 1967 г.
Прекрасным апрельским утром 1617 г. от Рождества Христова, когда солнце щедро одарило светом древний город Париж, играя лучами в водах Сены, королева Франции сидела в своих апартаментах в Лувре, вышивая покрывало для алтаря личной часовни. Дамы ее двора собрались вокруг нее, занимаясь вышивкой или негромко переговариваясь. В углу комнаты испанская фрейлина королевы мадам де Лас Торрес сидела в стороне, читая вслух сборник душеспасительных сентенций. Анна, склонясь над вышивкой, не прислушивалась к скучным советам испанского церковника, которые, как полагала мадам де Лас Торрес, должны были принести большую пользу ее душе. Со всей самозабвенностью и тщеславием своих шестнадцати лет Анна пыталась решить, которое из трехсот платьев и с какими драгоценностями стоит ей выбрать для бала во дворце сегодня вечером. Ее тщеславие было вполне невинным и потому извинительным.
Когда два года назад она приехала во Францию, даже французский Двор, где сияло столько красавиц, признал, что юная королева скоро затмит их всех. Анна была высокого роста, с гибкой, но пышной фигурой. Цвет ее ярких золотисто-рыжих волос имел такой редкий оттенок, что одни называли их белокурыми, другие – рыжими. В век, когда женщины красились очень сильно, кожа Анны отличалась естественной белизной без малейших следов веснушек, которые обычно портят женщин этого типа. Ее глаза (что характерно для Габсбургов) были пронзительно-голубого цвета, а слегка полноватая нижняя губа – фамильная черта, лишившая привлекательности многих ее предков, – только подчеркивала с легким намеком чувственность и очарование Анны. Роль королевы Франции приводила ее в восторг. Она даже была готова сделать все возможное, чтобы полюбить короля, что было нелегкой обязанностью, но стоило блеска и славы ее новой жизни. Король был ее ровесником. Мрачноватый темноглазый юноша, который как будто неловко чувствовал себя в ее обществе. Когда бы они ни встречались, он всегда был со своим другом де Льюинем, которого, как говорили испанские приближенные Анны, она должна презирать, поскольку тот был низкого происхождения и беден. В Испании таким людям не позволяли находиться в окружении монархов. Мадам де Лас Торрес и другие столь же чопорные дуэньи, состоявшие при Анне, не одобряли этих вольностей французского Двора и пытались отгородить от них свою молодую госпожу стеной этикета, что чрезвычайно раздражало короля и еще более – де Льюиня. Но во Франции правили бал фавориты. За два года замужества Анна это поняла и смирилась настолько, что могла быть любезной с де Льюинем, который был тенью ее мужа, и обходительной с искателем приключений Кончини, который являлся такой же тенью королевы-матери, Марии Медичи. Та была итальянкой родом из Флоренции, богатого торгового центра; и Анне не казалось странным, что она предпочитает общество своего соотечественника, хотя чести и порядочности у Кончини было не больше, чем у де Льюиня.
Но юная девушка никак не могла понять, почему такая могущественная, неистовая и вульгарная тиранка, как Мария Медичи, повинуется воле своего фаворита. Право монарха даровать милости – если у него есть к тому желание. Придворный же должен их почтительно принимать и, что более важно, полностью отдавать себя выполнению монаршей воли. Так в Испании смотрели на королевскую власть, и Анна удивлялась, как ее мужем, который, впрочем, до сих пор не выполнил своих супружеских обязанностей, и ее свекровью, которая была регентшей Франции с 1610 года, помыкают недостойные их люди. Такое положение дел казалось странным, но она примирилась с ним, лишь слегка пожимая плечами при виде подобной нелепости. Впрочем, все это не имело значения. Ее муж Людовик когда-нибудь взойдет к ней на ложе, она покорно примет его и, как полагается у Габсбургов, родит ему наследника престола. А сама Анна будет продолжать наслаждаться жизнью во Франции, которая теперь, когда прошла тоска по родному дому, представляется куда более свободной и веселой, чем в Мадриде. От рождения дочь короля, а теперь и сестра короля Испании, она по праву могла претендовать на трон. И корона Франции была достаточной компенсацией за то, что Анне пришлось выйти замуж за юношу, которого она никогда раньше не видела и, как сразу обнаружилось, за то, что он не оправдал ее надежд.