Электрическая рапсодия - [8]

3. Это и был джаз

Порою невозможно поверить, что это всерьёз. Она оборвала лепестки с цветка шиповника и бросила его на влажный асфальт, и пошла дальше вдоль сходящихся рядов белых и серых зданий в бледных сумерках, и скоро взойдёт солнце, и мы поймём, что всё это было неважно. Она никогда не вернётся. Ещё нет машин, и людей ещё нет на улицах, и я вернусь домой и лягу спать, хотя это так скучно, и проснувшись, пойму, что всё это было неважно, и ничто не изменит того, что было и будет в моей жизни, и я пойду дальше рядами безликих домов, и все будут спать, и никто не узнает, что я уже был здесь, и что она ушла. Цветы шиповника в запоздалом майском тепле, и уже июнь, и наверное, мне пора возвращаться. Пора возвращаться, полно, уже темнеет, и на улицах становится небезопасно, дворы стихли, и улицы, и в магазинах выключен свет, и включена сигнализация, и не нужно. Можно было сделать так, а можно было иначе, и счастье казалось тебе таким близким, ты был меньше чем в полушаге от победы, и стоило протянуть руку... а можно было и не протягивать, к чему этот труд... сегодня ты мудр и знаешь, что всё это было неважно, всё могло случиться и по-другому, но и тогда не могло бы повлиять на то, что неизменно - мировые законы и твой жребий, и путь к счастью или снежным вершинам, попробуй, представь их в воображении, когда вернёшься в свою тёмную комнату сегодня, в комнату, выходящую окном на другие окна, в комнату с открытым окном и летними закатами, и зябкими предрассветными сумерками, которые тайна, и зеркалом, крестовиной окна и кипятильником в фарфоровом чайничке, и твоей кроватью с продавленной сеткой, в комнату, где до утра ты будешь один, и будет утро, и завтра ты встретишь рассвет и ляжешь спать, потому что захочешь спать, а когда проснёшься

Лето уходит, будет и ещё лето, и женщины ещё не раз будут извиваться в танце по ежевечерней программе, и ты будешь презрительно кривить губы, а платить предоставишь другим, и никто не заметит тебя среди них, и ты не отличишь её от других женщин, когда будешь пытаться воссоздать её лицо по памяти, и она ушла и не вернётся, и это неважно, и ты можешь купить одно облегающее платье на всех, на всех женщин, и чёрные очки, и пятнистую косынку, одну на всех, и парик и надевать его на всех женщин, которые будут изображать то, что ты захочешь от них, пока ты не разоблачишь их обман, а ты можешь сделать вид, что ни о чём не догадываешься, и тогда вы будете играть в игру, где они будут той, что ушла, а ты - никем, и никто не догадается, и это неважно, неважно, слышишь, неважно! Вы вместе встретите предрассветные сумерки, она будет спать и дышать тебе в плечо, лёжа рядом с тобой в постели, и её голова будет лежать щекой на подушке, и если она вдруг откроет глаза, ты сможешь закрыть глаза и притвориться спящим. Стоит ли писать ловкие письма, чтобы оправдаться в неловкой жизни, стоит ли писать ловкие письма без адреса, и наверное, даже без адресата, и пусть они все играют в эту игру, а ты нарисуешь им маски в голубых и красных тонах, и маски, окрашенные охрой, как на иконах, или гипсовые маски, маски из папье-маше, лица женщин, которые никогда не уйдут, и женщин, которые никогда не вернутся, и никто не будет знать, было ли это когда-нибудь важно, и ничто не повторится вновь, ты можешь проснуться в чужой комнате, если захочешь, (красиво обставить провал - не это ли способ убедить себя в победе или в том, что всё могло случиться иначе), и вот ты стоишь, победитель на синих досках подмостков, и ловишь в ладони охряные цветы осени, и воспламеняешь сложенные из сухих сучьев и старых декораций костры своей памяти, и некстати закашлявшись от дыма, что придаёт всему видимость реальной жизни, уходишь, держась за перила, чтобы не упасть, поскользнувшись на мокрых ступеньках, осень сгорает дотла, снег заметёт следы, и она не найдёт тебя даже для того, чтобы разоблачить твой обман или вернуться, она никогда не вернётся, и снег заметёт все следы, а завтра

В серых холстинах они приходят, в сумерках до рассвета, чтобы успеть переодеться перед дневным представлением, которое всё равно состоится, даже если начало будет неуспешным, и зрители будут тупо дремать и сетовать на зябкость и ранний час, и на то, что занавес открылся с опозданием на одну почти докуренную сигарету, и на что-то ещё, что в такую рань нельзя выпить, и вообще, они пришли оттянуться, а вы, едва успев переодеться к выходу, играете коварных любовников, соблазняя собственных жён, и нацепив бумажные маски воинов и шутов, устраиваете на наших глазах оргию, а мы не можем выпить даже бутылочку пива, и что это за дело, когда сатиры отплясывают на женских платформах, а не копытах, и почему лишь на сцене происходит то, что должно принадлежать нам! Не лучше ли просто спать и видеть сны, но сны непредсказуемы, зато их можно забыть и увидеть новые, чтобы видеть сны не нужно вставать в такую рань, чтобы видеть сны, не нужно думать и платить за других, и оплачивать расходы чьих-то любовниц. И не пора ли уже собирать ветошь для костров, мы все на одной сцене, где летом играют осень, а осенью - лето, и так наступает зима, и в окнах зажигают свет, а за окнами падает снег и тает, потом вода замерзает, и на дорогах становится скользко. Я так редко вожу машину, что мои знакомые боятся со мной ездить, и только она одна могла не побояться сесть рядом со мной, да и то, не зная меня, и лишь потому, что время было уже позднее, и нужно же было как-то добраться до дома.