Иннокентий А. Сергеев
К О С Т Р Ы
1
Костры на улицах ночного города. Я иду, подбирая с холодного, сырого асфальта фантики и набиваю ими карманы. Кто эти люди, что жгут костры и сжигают портреты? Я никого не ищу среди них. Я уже давно заблудился в этом городе на этой планете. Немного надежды или немного сна - разве это не одно и то же? Я хочу лишь немного надежды, но не найду её здесь, и я собираю фантики, веря, что собрав достаточное их количество, смогу купить на них билет, чтобы уехать отсюда. Я знаю, что поезда давно ржавеют в депо. Но может быть, это всё неважно. Одна надежда - что это всё неважно. Что всё как-нибудь само собой образуется. Или кончится, всё наконец кончится, и станет светло, и я буду не здесь. Где я тогда буду? Не здесь - это где? На какой планете? Солдаты варят кашу на походных кухнях как в разрушенном городе - солдаты, призванные защитить горожан от войны. От дыма першит в горле, и трудно дышать. Но я смеюсь, потому что пьян, и потому что мне ничего здесь не нужно. Девушка, что сидит у меня на спине, обвив шею руками, смеётся и машет рукой людям у костров, и они приветствуют её и называют по имени,- каждый раз по-другому. А та, другая, что не устанет каждый день пересчитывать пустые бутылки под моим столом, кто она? Это всё тот же день, и это всё та же ночь, и количество никогда не перейдёт в качество. Разве что она уйдёт от меня, или эта девушка, наконец, спрыгнет с моей спины, и тогда я смогу увидеть её лицо. Ведь я даже не знаю, красива ли она. Поначалу я почти не чувствовал её веса, а теперь мне становится всё труднее и труднее сгибаться, наклоняясь к асфальту, и делать каждый следующий шаг. За тем перекрёстком я упаду, и она спляшет на мне лихой танец. И эти люди будут хлопать ей в ладоши, сидя вокруг своих костров, и подбадривать её криками. А мои фантики снова окажутся сором. Или, как сказал апостол Павел, дерьмом. Но, в отличие от дерьма, они не пахнут, и только это делает их похожими на деньги. А ещё, кто-то сказал мне, что на них можно будет купить билет, нужно только заново отстроить вокзал и починить паровозы, но для этого тоже нужны деньги... А ещё... Я падаю. Я лежу на асфальте, и на мне сверху лежит девушка, которую я ещё не видел в лицо, а вокруг меня горят дымные костры. Я неудачно упал - кажется, у меня вывихнута лодыжка, и выбито два зуба. А ещё осколок стекла вонзился мне в щёку, но я не могу высвободить руку, чтобы вытащить его. Сверху на мне что-то происходит, но я не вижу, что. Я пытаюсь подняться. Я должен дойти до дома, чтобы под моим столом стало на одну бутылку больше, чтобы в моей памяти стало больше женщин, я должен пойти к стоматологу и вставить новые зубы, когда-нибудь количество перейдёт в качество, и фантики превратятся в деньги. Я стаскиваю в память образы прошлого как обезьян в зоопарк, но кто-то портит клетки, груз вины оказывается неподъёмным, и я снова и снова падаю и каждый раз неудачно. Я пренебрёг народным искусством этого города - падать так, чтобы не ломать кости и не захлебнуться грязью. Я всегда чувствовал себя здесь чужим. Я поднимаюсь на ноги. Я иду. Я иду в кромешной тьме - никаких костров не было. Я извлекаю из щеки осколок стекла. В детстве мы играли в фантики, воображая, что это деньги. Но теперь в это уже никто не верит. Я отстал от времени. Или эта женщина на моей спине и есть Время? Дымные костры осенних рассветов... Безмолвие вечной зимы... Моя нация истекла слезами и кровью. Стоило вспомнить о тяжести, как она вернулась, но теперь эта женщина,или уже другая?- гладит меня по голове и не смеётся больше. Она сидит у меня на плечах, и я сжимаю руками её лодыжки. Она всегда за моей спиной, но мне никогда не увидеть её, обернувшись.
2
Её зовут Таня, ей 25 лет, и она очень красива. Мне повезло. Мне везёт на красивых женщин, жаль только что они уходят прежде, чем я успеваю затащить их в постель. Кроме той одной, которая занята подсчётом пустых бутылок. Но и она уйдёт, как только они перестанут прибывать. Потому что ей нечего будет больше делать там, где я живу. В этом городе, где холодные костры рассветов обозначают прошедшие ночи. Или это всё та же ночь? Теперь я вспомнил - я познакомился с этой девушкой на вечеринке, но я всё ещё не могу понять, зачем она притворяется моим прошлым. У меня нет прошлого в этом городе, ведь я пришёл сюда всего на одну ночь. Или это ночь императора Отона, что длится дольше чем век? Римляне понимали в смерти больше. Или просто меньше боялись её? Или это одно и то же? Ведь это всё та же ночь, и это всё те же костры. И историю придумали лишь затем, чтобы научить нас ненавидеть своих врагов? Что же мне делать с моей ношей? Она так сексуальна. Впрочем, она уже слезла с моих плеч и теперь идёт рядом со мной, украдкой потирая ягодицы. Мы давно уже прошли мимо моего подъезда и, если я захочу вернуться до завтрака, мне придётся долго идти обратной дорогой. Но её это нисколько не заботит. Она весело болтает, а у меня слезятся глаза от дыма, но она уверяет меня, что это аллергия на тополиный пух, потому что никаких костров не было. Я всё придумал, и ей было очень смешно. "Но ведь никакого пуха нет",- возражаю я. "Конечно",- говорит она и снова смеётся.- "Это потому что сейчас ночь". У меня нет денег отправить её домой на такси, и я боюсь спросить её, где она живёт. Как странно, я едва увидел её, а уже боюсь её потерять. Хотя знаю, что она всё равно уйдёт - они все уходят, как только выясняется, что карманы у меня набиты фантиками, а не деньгами. Но если нет вокзала, и нет вокзальной кассы, то некому сказать мне, что это не деньги, и меня обманули. Кроме этих глупых женщин. И я могу жить надеждой. Да и поезда давно заржавели и продолжают ржаветь. И всё же, мозги тех облысевших сурков, что спят в своих глиняных склепах, отправив с вечера самолёты бомбить детей в далёкой стране на Балканах, которую они видели по телевизору,- ведь они не могут уснуть без телевизора,- заржавели ещё больше. Но может ли это быть утешением? Моя нация истекла кровью, а Европа всё ещё кровоточит. Кто растопит жир их мозгов, которые были созданы чтобы мыслить? Кто разбудит их этой ночью, чтобы они вспомнили, что когда-то родились людьми! Или вчерашней ночью. Или завтрашней ночью. Ведь это всё та же ночь. И Сербия - это новая Герника. Но этой девушке, что, весело болтая, идёт рядом со мной, всё это безразлично. И наверное, я должен стараться стать похожим на неё, как она старается быть похожей на моё прошлое, которого не было, стать похожим на отсутствие себя самого! Но она - моя принцесса, и за неё я умру. Если бы только она захотела меня убить... Но она весело смеётся и вспоминает общих знакомых. И я думаю, зачем я так долго нёс её на своей спине, когда это так приятно идти с ней рядом. Я больше не смотрю под ноги, ведь фантики - это всего лишь фантики. А завтра она научит меня делать из них деньги.
