Иннокентий А. Сергеев
Электрическая рапсодия
1. Ночная
...Иногда пробиваются, и мы видим их сквозь мутную пелену событий, влекомые неразрывными нитями наших и чужих движений, прочь, прочь, едва успев ухватить взором бледные образы форм, расплывчатые силуэты, внезапную вспышку света, как будто замёрзшее стекло оттаяло вдруг на долю секунды, и... не в силах противиться или не умея, не зная чего-то такого, что мы так ищем, и умоляем вернуться, чтобы рассмотреть, узнать, чтобы понять... падаем. Но даже эти бледные, слабые отсветы.
Ведь то, что мы называем жизнью, это ничто иное как внутриутробная спячка перед рождением.
Прежде я думал, что это чувствуют все. Потом понял, что это не так. И увидел, как я одинок. Сначала меня это обрадовало. Потом испугало. А теперь мне уже давно наплевать.
Я выгляжу. Кто-то,- кто-нибудь знакомый,- входит, откатив дверь тамбура, гримасничая, ищет глазами свободное место и видит. Меня, и от неожиданности теряется, но всё же кивает мне. И он знает, что видит именно меня - вот я сижу, скорчившись от холода как озябшая обезьянка, закутался в своё пальто, поджав под сиденье ноги. Это называется знать. Они говорят: "А откуда ты это знаешь?" Они говорят: "Это ты так говоришь". Вот, посмотрите. Это поле, снег, это Бонапарт, он сидит у костра на барабане и играет с машиной в шахматы. А это ворон, пишет под диктовку клювом. Секретарь диктует ему и всё время роняет листок - так замёрзли у него руки. А я сплю. Так чей же это голос? Бред. Они говорят: "Это всё только твои слова". Я всегда выгляжу. Даже когда сплю.
Что-то загрохотало по крыше. Он вздрогнул и прислушался. В окне снег, и далеко вокруг город - это мансарда. Как грохочут их оледеневшие пятки, когда они в страхе бегут по крышам, пытаясь убежать от ветра!
Бросьте притворяться, вас все видели.
Я всегда как-нибудь выгляжу. Даже когда закрываю глаза. Радужные усики от источников света.
Про то, как он жил на мансарде и разогревал банку консервированного салата.
Общий план: Заснеженная Прага. Розовые фонтаны.
Когда они норовят удрать, голова идёт кругом. Наоборот. И когда всё же удаётся прихлопнуть их стеклом, они оставляют свой хвост и убегают как ящерицы, представляешь? - Я выбирал из двух одинаковых банок, какую открыть, и чуть не сошёл с ума. Он выбирал. Это его история. Он разжёг камфорку и поставил разогреваться банку консервированного салата. Отошёл к окну, забыл про банку. И она взорвалась. А потом он лежал на кровати и курил.
Один мой приятель: "Я вышел на поверхность огромного барабана с множеством дверей. И я пытаюсь вспомнить, из какой двери я вылез, чтобы вернуться, и не могу. Всё время попадаю не туда. Эта дверь, которую я ищу - дверь в реальность". Один мой приятель о том, как он ползал по барабану на сквозняке как по арматуре каркаса высотного здания и искал ту самую дверь. Он помешивает кофе в кастрюльке.
Он лежал на кровати и курил. Электрический свет. Чёрное зеркало окна. Отражение - край кровати, ноги в носках, дверь.
Им нет дела друг до друга, каждый из них играет в свою игру. Так звучат голоса и расходятся волны. Они никогда не остаются одни - так создаётся видимость их общей игры. Кто-то, заглянув в окно, назвал это ассамблеей. Горящие в подсвечниках свечи. Когда они выходят в розовую от фонарей ночь, они идут по аллее. Дойдя до площади, они расходятся, каждый в свою сторону.
Стеклянные двери дворца, зеркала, гирлянды фонариков. Кажется, что это льдинки. Леденцовые ожерелья. Она вплетает в причёску живые цветы.
Она вошла ко мне и сказала: "Я люблю тебя". И ушла. И где же мне теперь искать её! Когда я выбежал из своей комнаты, её уже не было. Был пустой коридор и чьи-то голоса где-то за стенами. Она ушла. Может быть, это была шутка.
Чужая женщина курит у открытой двери. За дверью звёзды - ночь; красный огонёк семафора. Чужая женщина одета в невиданной красоты платье. Сквозняк. Я иду меж двух параллельных рядов дверей, я прохожу мимо. Она не обернулась. Я вхожу в кабину лифта, створки раковины закрываются, и я начинаю падать. ...ю этажами ниже я выхожу и иду по своему коридору. Я открываю свою дверь ключом и, войдя, закрываю её на замок. Я пробираюсь наощупь, тянусь к лампе. Она загорается. Я знаю свою комнату наощупь. За окном ночь. Комната отражается в стекле. И я ложусь на кровать и, закрыв глаза, начинаю падать.
Я открываю глаза, узнаю свою комнату. Но кожа моя ещё чувствует дыхание чужой жизни. Она тянется не отпустить меня, не хочет уходить. Чужая жизнь. И каждый новый раз. Утренние грёзы об угасшем сне.
Утра белая лампа. Рой ночных бабочек бьётся об матовую поверхность холодного света; их прозрачные, ломкие крылышки цвета электричества. Слабые паруса жёлтого пламени жадно хватают воздух, задыхаясь, боятся умереть.
Они пожелали праздновать. Я купил для них торт и ушёл в дальний угол. Они сидели за столом и хохотали, передавая друг другу куски торта. А потом кто-то из них вспомнил, и все стали оглядываться и искать глазами, и кто-то нашёл меня, и они вытащили меня к столу. - И как тихо сидел!
