Иннокентий А. Сергеев
Господин Федра
Они прячут свои цветы за спинками кресел, дожидаясь, когда ты умрёшь перед ними на сцене, сыграв свою роль до конца. И тогда они принесут тебе эти цветы.
1
Красное пятно на халате белого цвета. В конце коридора свет. Сползаются тени, потолок сводами уходит в темноту подвального холода. Под воздействием алкоголя. Он взошёл на вершину сугроба и упал, наряженный в синий костюм диковинного персонажа оперы. И не спел. Я танцую на синем снегу танец красной наложницы, за равниной голубых сугробов встаёт зимнее солнце, и наложница короля птиц танцует на снегу танец смерти... затерянные путники в снежной ночи тянут руки к костру в пещере палатки... И все они замёрзли. И я проснулся под сводами тёмных. Потолков. И должен играть эту роль. Я сплю, мне не дают спать. Для чего эти виселицы, и я на пустых подмостках, этот шум моря. Этот шум моря! Дайте мне умереть сейчас! Не оставляйте меня одного!.. я плачу... я играю роль, я плачу, я плачу за всех, запах ваших цветов, увядающих из-за задержки рейса встречают нас встречают задержки рейса нас
задержки рейса ветер задержки рейса, что же это...
красное пятно на снегу.
Я лучшая Федра в этой части Вселенной.
Я снят на видеокамеры.
И пусть ваши цветы увядают в чьих-нибудь комнатах, не увидев, что я Федра,
пусть ваши цветы
Я
Федра!
Я стою на снегу, потому что теперь зима, и кроме снега нет ничего, вокруг пусто и ветер, холодно, потому что зима, а я в этих странных одеждах солнечной,- её называют солнечной,- Греции. Солнце слепит глаза, сухой воздух, морозный, и в странных одеждах посреди снежного поля... Далёкое зимнее солнце... Я повторяю слова каждый вечер, почти каждый вечер, и каждый день на репетиции, когда я - Федра, нет! Когда Федра - я.
Нельзя быть таким. Нельзя быть таким как я. И нельзя жить в стране, где зима - обычное время года, и так холодно, нельзя, если ты родился в Греции.
Или как
я
Где?
Или как я.
Где я родился. В справках пишут всякую ерунду, в газетах, в книгах, по телевизору, у меня нет телевизора. Пишут всякую ерунду. Я люблю говорить, когда каждое слово отдельно. Сначала я учился тому, что никому не нужно. Потом я взошёл на ступень выше и учился делать то, что было нужно мне. Чтобы, взойдя ещё на ступень, учиться делать то, что нужно тем, кому ничего не нужно. Тем, другим, кто прячется в темноте зала, зрительного зала театра, в тени колоннады храма, где мы венчаемся, я венчаюсь. Они обступили как своды потолков в этой холодной стране, где зимой поклоняются очагу, а летом тупеют. Я родился здесь. В этой стране, чтобы, облачившись в холодные ткани, стоять по щиколотку в снегу, созывая зрителей на свой бенефис. Можно убить себя или кого-нибудь ещё, но нельзя раздеться, только не теперь. Я каждый раз говорил себе: "Только не теперь". Я всё равно не смог бы изменить себя. Я родился. И я никогда не смог бы изменить себя. Хитрая бестия, я желал только того, что.............. я никогда не желал того, чего я не мог.
Я хочу его.
Я, Федра.
растирают грязь на полу
2
Женщины стряхивают с собачек снег и озабоченно смотрят по сторонам на других женщин, которые стряхивают со своих собачек снег и щёлкают замочками сумочек. Достают носовые платки. В проходах хлюпающими тряпками на швабрах растирают грязь и недовольно бормочут. Бинокли запотели. Стёкла медленно оттаивают, бациллы кашля в душном от испарений воздухе. Стойкий запах духов, женщины выглядят заплаканными. Они чихают, избалованные собачки вертятся у них на коленях. Прикрытых юбками, но становятся тусклы.
Я смотрю на себя в зеркало. За моей спиной гримёрная, здесь почти тихо. Но я могу вслух произнести фразы, звучащие сейчас на сцене. И с теми же интонациями, что с того. Я готов. Я не хуже чем всегда, а сделаешь лучше - обесценишь прошлое, все бесчисленные выходы и аплодисменты, не нужно... успокойся. Я смотрю на своё лицо в зеркале, избегая глаз.
Я смотрю себе в глаза из зеркала.
Золотые ручьи змеятся на мраморном барельефе лиц.
Что-то срастается, какие-то кости под гипсовой повязкой, когда накладывают гипс, что-то меняется. Под гримом, и это происходит всегда. Только маска остаётся всё той же и. Неизменной.
.....
А теперь я буду пить одиночество
красоты и наслаждения, но что с того; я могу повторить это с другими интонациями, снег тает, оставляя кисловатый вкус, слёзы высыхают, оставляя соль на воспалённой коже, соль на чёрной полировке гроба... рояля... белый порошок соли... она высыпала яд в его бокал и притворилась спящей, он выпил и уснул; зеркала занавешивают, чтобы они не видели, как будут выносить тело, все пришли по часам без опозданий, прибыть на репетицию, хотя нет, можно и опоздать, если задержалась электричка, я живу чуть-чуть за городом; я всегда говорю так, как будто говорю с кем-то другим, актёрская привычка, говорю всегда так, как будто пытаюсь оправдаться или сделал что-то постыдное, привычка, привычка, всегда так, как будто я - это кто-то другой, как будто я - это кто-то, и я должен оправдываться за него, может быть, перед ним же самим, а он не сумеет запомнить и нескольких слов в оригинальном порядке, и я должен оправдываться перед ним, словно бы я хороню своё тело, не знаю, что, себя, и сейчас будет вынос, я оглядываю комнаты, украдкой, как будто я должен стесняться этого, и непонятно, перед кем мне должно быть стыдно, всем стыдно перед покойником, значит, мне стыдно перед самим собой мёртвым, зачем я так плотно поел, если мёртвым не нужна пища, зачем я пойду, вынося своё тело, и свод лопнул, и зал запорошило снегом зимнего вечера. Снег. Бесконечный монолог,- мизансцена меняется, одни декорации уносят, приносят другие, на пустом месте, но всегда вокруг одной и той же темы: "Был актёр. И он повесился".
