Элегия тени - [6]

Шрифт
Интервал

Порою плачем – и закаплет влага.
Но Рок чудится злобы или блага.
Обходит Солнце все двенадцать знаков,
А наш удел навеки одинаков,
И где душа сама себе помнится,
Саму себя обступит, как темница.
Самим себе приснившиеся сами,
Мы выдумали Солнце с небесами,
А Солнце в небесах давно остыло,
Где вымерли – как не жили – светила.

Антисимвол

Последний луч на пристань лег,
Сгущая сумрак над волнами.
Шум корабля уже далек,
Осталась темень между нами.
И расставаньем воздух сперт,
Уму отказано в просторе,
Чтоб сам он превратился в порт
И чтоб на просьбу об опоре
Всемирной пристанью блеснул,
Где каждый – вечности ровесник,
А хвойный и прибойный гул —
Уже ненужный провозвестник,
И чтоб, запруды проломив,
В безбрежной памяти звучало
Воспоминание про миф
Осиротелого причала.

«Музыка. Нищая нота…»

Музыка. Нищая нота
С моей дремотой в ладу,
И мне проясняется что-то,
Чего никогда не найду.
Бездомные звуки… Ну что ж…
Как будто жизнь – баловала.
Ты дремлешь, зато и поймешь,
На кромке какого провала…

«Мне тоскливо и тоскливо…»

Мне тоскливо и тоскливо…
Завтра будет жизнь легка…
Настроений переливы —
Как всегда из пустяка.
Это солнце, эти тучи
Могут все переменить…
Все неверно, все зыбуче,
Быстро рвется мысли нить…
Это – правда на минуту,
Между миром и тоской…
Серый вечер. В сердце смута.
Завтра – солнце и покой.

«Еще горит закат дневной…»

Еще горит закат дневной…
Мое грядущее – сокрыто.
Душа… ей пусто быть одной…
Лазурный лучик ледяной
Уперся в мостовые плиты.
Лазурный лучик и туманный,
Угаснувшей поры дневной
Привет прощальный, безымянный…
Он весь во мне, он здесь со мной:
То луч последний, ледяной.

«То музыка простая…»

То музыка простая,
А может, колдовство…
И я перерастаю
В иное существо,
То существо, в котором
Умиротворены
Сморенные раздором
С действительностью сны,
Которому знакома
Та песня с давних лет
(И нет у сердца дома,
И в сердце дома нет).
Когда же эти звуки
Бегут из забытья,
Душа не помнит муки,
Души не помню я.
То музыка простая…
Бездумно подпою,
Заплачу, и растаю —
И быть перестаю.

«На небе все сущие зимы…»

На небе все сущие зимы
Затмили всю летнюю явь…
Так в пламень сойди негасимый
И сердце в покое оставь!
Ты разуму – тысяча казней,
Ты чувства мятешь вдалеке.
Твой образ еще неотвязней,
Чем ветер в пустом кошельке.
К ответной любви не принужу,
И грезы своей не уйму;
И горе горюется в стужу,
Но будет предел и ему.
Все просто… Метаюсь ревниво…
Но ревность не я изобрел.
В любви к тебе столько надрыва,
Который и зол, и не зол…
Потеха? Конечно. Но мне ведь
Он ясен и меньше суров,
Когда изливается в девять
И восемь певучих слогов.

«В переулке уже замолчали…»

В переулке уже замолчали.
Надвигается ночь.
Я не знаю, зачем я в печали
И зовется ли это печаль.
Может, эту влюбленную пару
Я пойму, никого не любя?
А вдали голоса и гитара,
Растерявшие сами себя…
И такая безмерная дрема
Наполняет чужую игру,
И душа, как подобье фантома,
Навесомо парит на ветру.

«Я болен жизнью. И из глуби горя…»

Я болен жизнью. И из глуби горя
Порою мысль является вовне,
Как будто сердце в вековом затворе,
Моей душе своим биеньем вторя,
Способно думать, с мозгом наравне.
Слагаюсь я из горечи притворной.
Идею непостижную люблю.
Одет я словно сказочный придворный,
Великолепный и всегда покорный
Измышленному кем-то королю.
Все только сон – и я, и кто мне дорог.
Из слабых рук вся разронялась кладь.
Я только жду, и наплывает морок.
Я нищий у отчаянья задворок,
Что так и не решился постучать.

«Я так хочу расслушать немоту…»

Я так хочу расслушать немоту…
Не ветер и не трепет перелеска —
Но третий звук, который посреди…
          Он хочет раствориться на лету,
          Чужой всему, что явственно и веско, —
          И потому его не береди.
Не говори! Молчанья не тревожь!
Любовь – потом, а прежде – эти звуки.
Мы эти звуки нежностью убьем…
          Бесплотная и сладостная дрожь
          Идет на смену застарелой муке
          И будоражит вечным забытьем.
Откуда дрожь? От трепетной листвы?
Иль может – от предчувствуемых песен?
Что было лаской – пагубно во сне.
          Ты вновь со мною – и леса мертвы;
          Ты вновь со мной – и ветер бессловесен.
          И я с тобой – и мы наедине…

«Доносится ли ветер…»

Доносится ли ветер
До слуха моего…
А может быть, молчанье;
А может, ничего…
Меня тревожит нечто,
Чего не обрету,
Но только всей душою
Предчувствую беду, —
И в то же время знаю:
Тревога пронеслась.
Где сам я? Где былое?
И где меж нами связь?

«Я назову тоской, быть может…»

Я назову тоской, быть может,
И может быть, тогда пойму
Все то, что гложет и тревожит,
Я сам не знаю почему.
Тоска. И с ней не разлучиться,
Не распроститься никогда
До той поры, пока лучится
Недостижимая звезда.
Но если звезды не со мною,
То остальное – все одно;
И я ладони приоткрою,
Где праха пыльного полно.

«Ты даришь, память-чудотворка…»

Ты даришь, память-чудотворка,
Мне все не бывшее дотоль,
И мне твоя недоговорка
Страшней, чем подлинная боль.
Создать же фей, лишенных плоти, —
Так много отнимает сил…
Я предаю в моей дремоте
Богов, которых сотворил…
Но ты отбрасываешь путы,
Из небыли рождаешь явь…
Верни в счастливые минуты —
И там расплаканным оставь.

«Меж луной и темным бором…»

Меж луной и темным бором,
Между мною и не мной —
Я крадусь пугливым вором
Между лесом и луной.

Еще от автора Фернандо Пессоа
Книга непокоя

Впервые опубликованная спустя пятьдесят лет после смерти Фернандо Пессоа (1888–1935), великого португальского поэта начала ХХ столетия, «Книга непокоя» является уникальным сборником афористичных высказываний, составляющих автобиографию Бернарду Суареша, помощника бухгалтера в городе Лиссабоне, одной из альтернативных личностей поэта. Эта «автобиография без фактов» – проза поэта или поэзия в прозе, глубоко лиричные размышления философа, вербальная живопись художника, видящего через прозрачную для него поверхность саму суть вещей.«Книга непокоя» призвана, загипнотизировав читателя, ввести его в самое сердце того самого «непокоя», той самой жажды-тоски, которыми переполнены все произведения Пессоа.


Лирика

В сборник вошли лучшие лирические, философские и гражданские стихотворения крупнейшего португальского поэта XX века Фернандо Пессоа.


Морская ода

Перевод выполнен по изданию: Pessoa Fernando. Antologia poetica. Lisboa: Biblioteca Ulisseia de Autores Portugueses, 2008.


Банкир-анархист и другие рассказы

Фернанду Пессоа (1888–19353 достаточно давно известен отечественному читателю как поэт. Первые переводы его стихотворений на русский язык появились в 1970-е годы, сначала их было немного, затем накопился достаточный объем для первого отдельного издания, которое вышло в свет в 1978 году. Позднее появилось еще несколько изданий, но ни в одном из них не была представлена проза поэта, которая занимает существенное место в его наследии и с точки зрения количественной, и с точки зрения литературного качества и значимости.


Рекомендуем почитать
Жизнь прожить...

В сборник включены поэмы «Суд памяти» и «Даль памяти», получившие широкую известность. Эти лирико-философские произведения утверждают глубокую связь прошлого и настоящего, отражают мысли и чувства человека — патриота своей страны. Книга рассчитана прежде всего на молодых читателей.


Метель

В новой книге Юлии Друниной продолжается основная ее жизненная линия: тема военной юности, неслабеющей памяти, верности прежним идеалам. Немало в книге стихов о любви, но они так или иначе связаны, переплетены с войной. Ощущение личной причастности к происходящему в мире, желание защитить землю от новой войны отличают публицистику известного советского поэта. Вот строчки, выражающие поэтическое кредо Юлии Друниной: «Всю жизнь была я на переднем крае. И умереть хотела бы на нем».


Я не буду больше молодым

Избранные стихи и рассказы константиновского автора Александра Ткача.


Стихи

Алла Зимина (Ольга Григорьевна Олсуфьева, 1904-1986) – поэтесса, литературный работник, актриса. В 1936 году была арестована в Москве, получила 3 года “за подготовку террористического акта”, отбывала срок в Воркутлаге. Освободившись, не получила права жить дома (“минусы”); жила в Воркуте с мужем И.А. Богоразом тоже репрессированным в 30-е годы. С 1952 года они жили в Игарке. В конце 50-х оба были реабилитированы. Всю жизнь Алла Зимина (литературный псевдоним) писала стихи; в 40-е-50-е годы стала сочинять к ним музыку, исполняла свои песни под собственный аккомпанемент на гитаре.С 1956 года жила в Москве, умерла в январе 1986 года в возрасте 82 лет.


Избранные произведения : в 2-х томах. Т. 1.

В двухтомник избранных произведений Николая Доризо вошли стихи, написанные более чем за тридцать пять лет литературной деятельности.В первый том включены стихотворения и песни, воспевающие героизм советских людей, их военную и трудовую славу, любовь и дружбу, красоту родной земли.


Свет моей души

От автора: В этом сборнике моих Стихотворений собраны самые любимые творения. Каждое из них написано в порыве ярких чувств, не всегда радостных и безоблачных. Но в каждом из них есть моя частичка. Именно поэтому сборник называется «Свет моей души».


Два Заката

Эмили Дикинсон (1831–1886) родилась в Амхерсте (штат Массачусетс) и прожила там недлинную и малоприметную жизнь. Написав около двух тысяч стихотворений и великое множество писем, она осталась не замеченной и не узнанной современниками. Только XX век смог распознать в ней гениального поэта, но сравнить её по-прежнему не с кем.На русский язык стихи Э. Дикинсон начала переводить Вера Маркова. С тех пор к ним обращались уже многие переводчики. Переводы Татьяны Стамовой отдельной книгой выходят впервые.


Романсы бельевой веревки: Деяния женщин, преступивших закон

«Романсы бельевой веревки» – поэмы с увлекательным и сенсационным сюжетом – были некогда необычайно популярны. Их издавали в виде сложенных листков и вывешивали на продажу на рынках, прикрепляя к бельевым веревкам с по мощью прищепок. Героини представленных в настоящем сборнике поэм – беглянки, изменницы, бандитки, вышедшие по преимуществу из благородных семей. Новый тип героини – бесстрашной и жестокой красавицы со шпагой или мушкетом в руках – широко распространился в испанских романсах XVII–XVIII веков.


Малые поэмы

Изначально задуманные как огромные поэтические работы, «Гиперион», «Падение Гипериона» и «Колпак с бубенцами» оказались последними, незавершенными эпическими произведениями Джона Китса (1795–1821) и остаются среди его малых поэм, к числу которых относится и «Ламия», опубликованная в 1820 году.Поэма «Колпак с бубенцами» на русский язык переведена впервые.


Лоренцо Медичи и поэты его круга

В книге представлены в значительном объеме избранные поэтические произведения Лоренцо Медичи (1449–1492), итальянского поэта, мыслителя и государственного деятеля эпохи Ренессанса, знаменитая поэма Анджело Полициано (1454–1494) «Стансы на турнир», а также экстравагантные «хвостатые» сонеты и две малые поэмы Луиджи Пульчи (1432–1484), мастера бурлеска. Произведения, вошедшие в книгу, за малым исключением, на русский язык ранее не переводились. Издание снабжено исследованием и комментариями.