Элегия тени - [10]

Прихлынет – и тотчас отпрянет,

Разверзнув жизни пустоту…

Отдушина

Когда настанет миг смятенный,

Душа подобна пустырю

И вижу стены – только стены,

Куда вокруг ни посмотрю, —

И вдруг в окошко каземата,

Где сам в себе я заточен,

Лучом рассвета иль заката

Заглядывает небосклон —

Тогда я жив, тогда я вправе

Владеть и мыслью, и судьбой,

И в мире из подложных явей

Я всех бесплотней, всех лукавей,

И значит, стал самим собой.

«В распахнутой безвольной сини…»

В распахнутой безвольной сини

Истаивают облака.

Чем прежде был – не буду ныне;

Но не о том – моя тоска.

Когда я плачу, то от плачей

Душа родится из души —

Чтоб незаслуженной придачей

В небесной зыбиться тиши.

И это родственно печали,

И я печалюсь от родства;

Тому, что сумерки наткали,

Дарую щедрые слова.

Однако то, чем песня пета,

Тот горестный полувопрос,

Витает не вблизи, а где-то,

Превыше туч, превыше слез:

Такою наделенный волей,

Со мной сроднившийся настоль,

Что рядится в личину боли

Души всамделишняя боль.

«Я предавался сумеречной дреме…»

Я предавался сумеречной дреме;

И, пробудясь, я сравниваю с ней

Весь этот мир, который не знакомей,

Но призрачней и, кажется, грустней.

Я вижу свет в обманчивом изломе,

Где вещества соткались из теней,

И я мечтаю, словно бы о доме,

О той дремоте сумрачной моей.

Сей мир – и не безмолвен, и не громок,

Сиянья с мраком пасмурная смесь:

Все не комок, а – только полукомок.

И все, что нужно, я найду не здесь,

Где каждой вещи смутный окоемок

Не виден – только слышен из потемок.

«В мои безрадостные дни…»

В мои безрадостные дни

Мне вдруг становятся сродни

Чужие люди в их мороке,

Что точно так же одиноки,

Но одиноки – искони.

А в одиночестве моем —

Освободительный проем,

И мне мила моя свобода:

Шагаю двойственным путем,

Где нет преград и нет исхода.

На всем – двусмыслия печать,

И стежка выстелится вгладь,

Без бугорков и без проточек,

Когда, как выпавший платочек,

Самих себя не замечать.

«Я сам – глубокая пучина…»

Я сам – глубокая пучина,

Где тусклый путеводный свет —

Прозрение, что есть причина

Тому, чему причины нет.

Я так же разумом несмелым

Из небыли врастаю в быль,

Как ветру делается телом

От ветра взбившаяся пыль.

«Когда же перестану…»

Когда же перестану

Быть сам своей тюрьмой —

Уйду себе порану

Дорожкою прямой?

Когда же, словно цепи,

Себя я надорву?

Когда же – не во склепе?

Когда же – наяву?

Узилище разрушу —

И за изломом дня

Такую встречу душу,

Как та, что у меня?

Когда же – и когда же?

Ну а пока мы врозь,

Я буду жить на страже

Всего, что не сбылось.

«Я никому не дам отчета…»

Я никому не дам отчета

И не сочту своей виной,

Что видели во мне кого-то

Не совпадавшего со мной.

Из нас в любом – толпа народа.

Себя я грезой создаю,

А прочим – полная свобода

Ошибку пестовать свою.

Друг друга ни одно не метче —

Ни отверженье, ни сродство.

Кто сам с собой не хочет встречи,

Не хочет встретить никого.

«Ветряного перегуда…»

Ветряного перегуда

Бесконечнее тоска.

Я никто и ниоткуда,

Из глухого далека.

И как ветру в мощных кронах

Отзываются листы,

Дрожью знаний потаенных

Глуби сердца проняты.

Лишь бы ветряному шуму

Откликался гулкий лес:

Лишь бы спугивали думу,

Лишь бы вовсе я исчез.

«Продлись, мой сон! Я знаю, что рассвет…»

Продлись, мой сон! Я знаю, что рассвет,

Но я так долго маялся без дремы,

Что мне нужней, чего на свете нет, —

Безбытья прихотливые изломы.

И наяву, о греза, не оставь,

Но будь со мной – и будь все та же,

И украшай пролгавшуюся явь

Всей непреложностью миражей.

Себя утрачу, если обрету;

И, наклонясь над парапетом,

Ищу я в бездне только слепоту

Ко всем закатам и рассветам.

«К отъезду – скверная примета!»

К отъезду – скверная примета!

Не празднуй злых примет.

Ведь все равно ни здесь, ни где-то —

Тебе отрады нет.

Тебе лишь греза будет близкой,

Вживешься в собственную мглу;

Ты будешь скомканной запиской,

Брезгливо брошенной в углу.

Ремней надето-понадето

На эту жиденькую кладь…

И не разлука, а примета

Тебя останется терзать!

«Я не хочу ни истины, ни слова…»

Я не хочу ни истины, ни слова.

Их обретя, не сделаться собой:

В них лишь останок бытия живого,

Да сердца боязливый перебой.

Я не хочу. Так вдумывался в суть я,

Что разгубил и замысел, и суть.

Воды и неба жалкие лоскутья

Мне помогают ужас обмануть.

Я лишний. Я ненадобная спайка

Меж бытием и высшим бытием…

И словно бы незрячий попрошайка,

Я колочусь в давно безлюдный дом…

Подражание

Кто отнял дар первоначальной боли —

И только жизнь оставил мне взамен:

Рассыпал душу грудою уголий,

И вместо песни дал один рефрен?

И кто, меня мечтанью подневоля,

И цвет, и завязь обращает в тлен?

Моя Судьба ли? Попросту никто ли?

Но кто-то, кто навеки сокровен…

Кто дал мне цель, с которой не полажу?

Кто высучил неведомые нити?

Кто наказал распутать эту пряжу?

Дремотного лишая забытья,

Кто подарил сто тысяч пустожитий,

«Где расцветает брошенность моя»?

«И не трудясь, и не ища занятий…»

И не трудясь, и не ища занятий,

Все грезы перевидев на веку,

То забываюсь, то очнусь некстати —

И только множу прежнюю тоску.

И юности подобна перезрелой

Надежда на иные времена:

Она жива, но что ты с ней ни сделай,

Как юность перезрелая, тошна.

Все бездоходны, все они похожи —

Мой каждый час, неделя или год:

Как здоровяк, разлегшийся на ложе,

Улиткою ползущий скороход.

Я чувствую, как, оторопью взята,