Сословий в государстве лишь четыре
жрецы, и воины, и царские рабы,
ну, и ремесленники. Прочие, разумеется, отменим.
ХОРЕМХЕБ
А были и еще какие-то сословья?
ЭХНАТОН
Я вижу, ты истории не знаешь.
Да и зачем тебе? Ты сильный.
(Касается рукой мускулистого плеча Хоремхеба.)
Твое тело и без того прекрасно.
Но я — я не силен. И потому читаю
и грежу лишь о прошлом. Я люблю читать
о временах, когда Египет был свободен,
и счастлив, и прославлен.
ХОРЕМХЕБ
(изумленно)
В темные века?
Да, это правда, пирамиды были
построены тогда, но вспомни, мой царевич,
как много с той поры придумал человек.
Тогда ни лошадей, ни колесниц
еще не знали люди. Но теперь
мы изменились, всех опередив. Египет
ведет подвластные ему народы к свету.
Держава наша…
ЭХНАТОН
В которой не заходит солнце!
Расхожая сегодня поговорка,
не правда ли?
Что до меня — из всех нововведений
предпочитаю лошадей.
ХОРЕМХЕБ
Конь — это благородное созданье.
ЭХНАТОН
Не просто благороден — он прекрасен! (насмешливо)
Ты размышлял хоть раз о красоте?
ХОРЕМХЕБ
О красоте?
ЭХНАТОН Я уже вижу, — нет.
ХОРЕМХЕБ
Я только воин
и ничего не знаю об искусствах.
Но храмы, посвященные Амону,
великолепны.
ЭХНАТОН (с горечью)
Амону!
ХОРЕМХЕБ
(благоговейно)
Храмы — чудо мирозданья!
ЭХНАТОН
Построены рабами,
так далеко от их родной страны.
ХОРЕМХЕБ (пропуская намек)
Они работали весьма искусно.
ЭХНАТОН
(внимательно глядя на Хоремхеба)
Ты посвятил себя Амону?
Ну да, верховный жрец — твой покровитель.
Какого рода ты?
ХОРЕМХЕБ
Того, что правит в номе[11] Алебастра.
ЭХНАТОН
Славнейший род! Я мог бы догадаться!
ХОРЕМХЕБ
Верховный жрец Амона Мериптах
питает благосклонный интерес
к моим успехам.
ЭХНАТОН
О да, поистине Амон
умеет нас вознаградить за службу,
и для солдата это лучший выбор.
И разве не стоял среди толпы,
немало лет тому назад,
в верховном храме молодой вельможа,
когда несли жрецы
Амона статую под шум и крики?
Амон остановился перед ним,
поднял с колен и к возвышенью,
где молятся цари, его подвел,
и все увидели, кому отныне должно
владыкой стать.
ХОРЕМХЕБ (с благоговением)
То был великий Тутмос Третий[12].
ЭХНАТОН
Да. Теперь ты видишь,
как выгодно служить Амону?
Как знать, кем станешь ты?
ХОРЕМХЕБ
Я только воин, а не жрец.
ЭХНАТОН
(задумчиво)
Гляди! Всего четыре касты:
жрец, воин и царский раб, — и лишь потом,
последний тот, кто ремеслом владеет.
Но всех главней — жрецы.
А знаешь ли, из тех, кто умер и
похоронен в Абидосе[13], в прошлый год,
каждый четвертый — жрец, заметь — четвертый!
Жрецом в Египте скоро станет каждый!
И кто же к ним тогда придет молиться
и покупать священных скарабеев?[14]
Доходы храмов это подорвет.
ХОРЕМХЕБ
Но так нельзя — чтоб все жрецами стали, —
Должны быть и рабы.
ЭХНАТОН
Да, это правда.
Должны быть вспаханы поля,
и виноград взращен, и собран мед,
и выгнан скот на пастбище…
(Его лицо светлеет.)
Ты не поэт?
ХОРЕМХЕБ
Нет, мой царевич.
ЭХНАТОН
Мне нравится играть словами —
прекрасными словами —
и все, что вижу,
облекать в слова.
Я песнь сложил
для Ра Характы, солнечного бога.
(Читает нараспев.)
Все стада на лугах для тебя,
все деревья и травы цветут,
птицы живут в тростниках —
их крылья подняты в восхищении тобой.
Звери танцуют, крылатые — крыльями машут,
они живут, покуда ты им светишь…
(Поднимает глаза к солнцу.)
О, как оно прекрасно, Хоремхеб!
Дарующее жизнь…
(Его голос внезапно становится резким)
Но я забыл, что ты, конечно,
предпочитаешь смерть и разрушенье!
ХОРЕМХЕБ
Мой господин!
Я смерть несу, но лишь врагам Египта,
ЭХНАТОН
(иронически)
Та песня — старая! Ее сложить,
мне помнится, велел сам Тутмос Третий!
(Декламирует, нарочито-свирепо.)
Я приказал тебе ударить
по тем, чья родина — болота
и земли Митанни трепещут
из страха пред тобой.
Я позволил им увидеть твое величие,
подобное величью крокодила,
повелителя Ужаса в неприступных водах.
Я приказал тебе ударить
по тем, на островах живущим,
по тем, кто и посреди моря,
твой слышит рык.
Я позволил им увидеть твое величие,
подобное величью мстителя,
поднимающемуся над телом жертвы.
Я приказал тебе ударить
по ливийцам.
И острова Утенти
покорились могуществу твоей доблести.
Я позволил им увидеть твое величие,
подобное величью льва.
пока ты истреблял их в их долинах.
(Задумчиво повторяет.)
Истреблял их в долинах…
ХОРЕМХЕБ
Тутмос Третий
великим фараоном был,
завоевателем великим.
ЭХНАТОН
(внимательно на него посмотрев)
Ты нравишься мне, Хоремхеб.
(Пауза.)
Ты прост душой, и в твоем сердце
нет зла. Ты веришь в то,
во что тебя учили верить.
Ты дереву подобен.
(Дотрагивается до его руки.)
Как сильна твоя рука!
(Взволнованно смотрит на Хоремхеба.)
Как твердо ты стоишь —
воистину, ты дереву подобен.
А я — меня снесет
любой порыв ветров небесных.
(Неистово.)
Кто я? Что я?
(Смотрит на Хоремхеба.)
Вижу, что тебе, мой добрый Хоремхеб, кажусь безумцем!
ХОРЕМХЕБ
(в замешательстве)
Нет, нет, отнюдь, о мой царевич!
ЭХНАТОН
Ты слишком скромен.
Если мысль не стала делом,
что проку в ней?
(Резко.)
Верховный жрец Амона говорил с тобою обо мне?
Что он сказал?
ХОРЕМХЕБ
Он говорил, что Ра Характа благосклонен
к царевичу.
ЭХНАТОН
(задумчиво)
Что я мечтатель… Что же, это правда.
Я грежу о былом…
А иногда — о том, что будет;
но о прошедшем грезить безопасней.
Послушай, Хоремхеб,
перед нашествием гиксосов[15]
Египет был другим.
Тогда в нем люди жили…
