Эхнатон. Паутина. Вернуться, чтобы быть повешенным. Вердикт. Нежданный гость. Возвращение к убийству. Тройное правило - [4]

ХОРЕМХЕБ

(недоуменно)

Как — жили?

ЭХНАТОН

Так, как я сказал. Они дома имели и сады,

гуляли, говорили о делах,

о том, что думают…

ХОРЕМХЕБ

(презрительно)

Жизнь в праздности!

ЭХНАТОН

Но праздности те люди не страшились.

Безделье их сердца

не наполняло ужасом священным.

Они способны были думать

и не боялись говорить о том,

чем были заняты их мысли.

ХОРЕМХЕБ

О, мой царевич, вечно невозможно

лишь говорить и думать. Наконец

приходит время действовать.

ЭХНАТОН

(внезапно отпрянув)

Как верно!

Приходится врагов уничтожать

и вырезать из камня скарабеев

священных, — их кладут на грудь умершим

чтоб обмануть Осириса. Для храмов

доходно — стало быть, Амону

(С горечью.)

Все Амон. Амон. Амон…

Хоремхеб смотрит на него с удивлением

ХОРЕМХЕБ

Амон являет милость беднякам.

ЭХНАТОН

О да! Его порою величают

«Заступник бедных, не берущий взяток».

Смешно! Но бедняки, однако, верят!

ХОРЕМХЕБ

(угрюмо)

Я, господин, тебя не понимаю.

ЭХНАТОН

(подходит к нему и смотрит ему в глаза)

Это правда — ты удивлен.

ХОРЕМХЕБ

Ты говоришь, как будто… будто…

ЭХНАТОН

Продолжай.

ХОРЕМХЕБ

Нет.

ЭХНАТОН

Похоже, ты умен. Мудрее,

покуда не наступит срок,

хранить молчанье.

Я слишком многое тебе сказал…

ХОРЕМХЕБ

Неправда, нет.

ЭХНАТОН

Нет, правда.

Ведь ты служишь Амону.

ХОРЕМХЕБ

Нет, я служу Египту.

ЭХНАТОН

Да ведь Египет — это мой отец.

ХОРЕМХЕБ

Да, господин мой.

ЭХНАТОН

И может, вскоре буду я Египтом!

ХОРЕМХЕБ

Да, господин.

ЭХНАТОН

Ты будешь мне служить?

ХОРЕМХЕБ

Да, господин.

ЭХНАТОН

Ты будешь верен мне?

ХОРЕМХЕБ

Клянусь, мой господин.

(Взволнованно.)

Я для тебя не пожалею жизни.

ЭХНАТОН

Но я совсем не этого хочу!

Я не хочу, чтоб верные мне люди

теряли жизнь. Я предпочел бы,

чтобы они со мною рядом жили!

ХОРЕМХЕБ

Да будет так, царевич.

Но мужчина готов быть должен к смерти.

ЭХНАТОН

Ради чего?

ХОРЕМХЕБ

Ради своей земли и ради фараона,

служа богам…

ЭХНАТОН

(неистово)

Смерть, смерть… Повсюду смерть!

Я не хочу, чтоб люди умирали

ради меня!

ХОРЕМХЕБ

И все же, если будет нужно,

они с готовностью пойдут на это.

ЭХНАТОН

Зачем?

ХОРЕМХЕБ

Во имя твоего великого наследства.

ЭХНАТОН

(насмешливо)

Державы?

ХОРЕМХЕБ

Да.

ЭХНАТОН

Я понимаю. Значит, Тутмос Третий,

Тутмос Четвертый и Аменхотеп[16] —

твои герои. Кто они, скажи-ка?

ХОРЕМХЕБ

(благоговейно)

Великие воители, царевич.

ЭХНАТОН

(неистово)

Воители, герои, полководцы!

А знаешь, что все это означает?

(Медленно, словно в трансе.)

Я слышу умирающих стенанья.

Я вижу груды тел гниющих.

Я вижу жен, рыдающих о мертвых

мужьях. Детей, растущих без отцов.

И это все — и стон, и смерть, и смрад,

проклятия и боль — восходит к небесам.

И вопрошает Ра: «Зачем? Зачем все это?»

И вот ответ,

простой ответ: все только для того,

чтоб фараон воздвигнуть стелу[17] мог,

на ней свои победы прославляя…

ХОРЕМХЕБ (тихо и печально)

Но завоеванными племенами

мы правим справедливо и достойно,

не угнетая покоренных,

не заставляя подчиниться.

Для них поистине не может

быть лучшей доли…

ЭХНАТОН

Как приятно так считать!

ХОРЕМХЕБ

Дикие народы

не в силах сами мудро управлять.

ЭХНАТОН

А ты, я вижу, далеко пойдешь!

ХОРЕМХЕБ

Ты мало знаешь о войне, царевич!

Я никого не убивал по злобе.

ЭХНАТОН

Нет — только из усердия к державе!

Вот что страшит.

ХОРЕМХЕБ

Зачем об этом думать?

На то война.

ЭХНАТОН

Когда Аменхотеп Второй

вернулся из сирийского похода,

с собой привез он семерых царей Такши,

вниз головой привязанных к бортам

своей ладьи. И он собственноручно

всех семерых принес Амону в жертву,

повесив шестерых на стенах. Но Амона,

седьмого, тело в Нубию[18] отправив,

и на стене Напаты[19] в назиданье

оставил. Как это тебе?

ХОРЕМХЕБ

Уверен,

явилась эта жертва благотворной!

ЭХНАТОН

Неужто беспричинная жестокость

в твоей душе не порождает ужас?

ХОРЕМХЕБ

Закон войны — тебе он непонятен…

ЭХНАТОН

Нет, это ты, ты сам мне непонятен!

Твои глаза добры, ты прост и не заносчив.

И нет в тебе жестокости, но я

тебя боюсь…

ХОРЕМХЕБ

Меня? О мой царевич!

ЭХНАТОН

Мы далеки, нас разделяет бездна.

ХОРЕМХЕБ

О да! Ты государь, наследник трона,

а я — солдат, каких десятки тысяч.

ЭХНАТОН

Я не о том. На разных языках

мы говорим. Но есть меж нами узы,

незримые. Они соединяют

бессильные видения мои

с твоей простою прямотой и силой.

Принять все сущее, как оно есть,

умеешь ты. Когда б и мне уметь!

Пауза.

Будь другом мне!

ХОРЕМХЕБ

Я твой, о господин!

ЭХНАТОН

Когда я стану править, — ты мне поможешь?

ХОРЕМХЕБ

(горячо)

О, помогу! Ты превзойдешь величьем

царей всех стран, династий и народов!

ЭХНАТОН

Но чем я превзойду царей былых?

ХОРЕМХЕБ

Обширнейшей державой, чьи владенья

раскинутся за рубежи Двух царств.

ЭХНАТОН

Еще земель? Еще народов пленных?

Еще блистающих дворцов и храмов,

и тысячи наложниц вместо сотен,

которыми владел отец?

Нет, воин, я мечтаю о другом.

О царстве, где живут в любви и мире,

где пленникам дарована свобода,

жрецы немногочисленны, а жертвы

не так обильны. Вместо тысяч женщин —

единственная, чей прекрасный образ

через века не позабудут люди…

Пауза.

(Очень тихо.)

Вот, Хоремхеб, о чем мечтаю я.

Слышится взволнованный гул голосов, плач и стенания. В центральной двери появляется Верховный жрец.

ВЕРХОВНЫЙ ЖРЕЦ

О царевич!

ЭХНАТОН

Да, господин?

ВЕРХОВНЫЙ ЖРЕЦ

(торжественно)

Великий фараон, возлюбленный сын Солнца

отошел в страну Осириса.

ЭХНАТОН

(изумленно)

Отец мой умер?

(Медленно, как во сне, приближается к Верховному жрецу, но, не доходя до него, оборачивается, поднимает голову и воздевает руки к солнцу).