Запястье крупье двигалось с такой плавной легкостью, что казалось без костей. Над зеленым сукном его змеиная активность никогда не колебалась, не волновалась и никогда не была спокойной. Лопаточка крупье, как большое блюдечко для масла, подтягивала карты, встряхивала их, жонглировала ими и спускала непрерывным потоком через щель в столе.
Ни один голос не нарушал тишины казино в Ла-Банделет. Случались исключения, но только не смех. Высокие красные шторы и мягкие красные полы создавали атмосферу праздной сосредоточенности при дюжине столов.
У одного из них, номера шесть, крупье монотонно бубнил:
— Шесть тысяч. Банко? Шесть тысяч. Банко? Банко?
— Банко, — сказал молодой англичанин.
Карты, белая и серая, плавно скользнули к его туфлям. Молодой человек снова проиграл.
У крупье не было времени замечать многое. Тысячи людей, проходившие мимо него за сезон, вряд ли были для него вообще людьми. Голова его была подобна калькулятору. Он слышал щелчки, следил за движением номеров, и это все, на что у него хватало времени. Однако так остро были развиты его чувства, что он мог сказать до ста франков, сколько денег остается у игроков за столом. Молодой человек, что сидел напротив, был почти без денег.
(Лучше быть осторожным. Это может означать неприятности.)
Крупье бросил случайный взгляд на людей за столом. Пять игроков, все англичане, как и следовало ожидать. Светловолосая девушка с пожилым мужчиной, очевидно, отцом. Он был лысым и выглядел больным. Дышал с задержкой. Крупный, похожий на военного человек, к которому кто-то обратился «полковник Марч». Полный, прилизанный, смуглый молодой человек с изогнутыми бровями (сомнительный англичанин?), чье самодовольство росло вместе с полосой удачи и чей бумажник, набитый тысячными банкнотами, лежал у его локтя. И наконец, молодой человек, который так много проиграл.
Молодой человек встал из-стола. Бесстрастным его лицо назвать было нельзя. Настолько сильно оно выражало смущение, что светловолосая девушка не выдержала.
— Уходите, мистер Уинтон? — поинтересовалась она.
— Э-э, да, — пробормотал молодой человек.
Он казался благодарным за эту маленькую помощь, брошенную во время его смятения. Ухватился за нее и улыбнулся в ответ.
— Не везет, пока. Время, чтобы выпить и вознести молитвы для следующей сессии.
«Послушай, — думал про себя Джерри Уинтон, — почему ты стоишь здесь и что-то объясняешь? Это несерьезно. Тебе надо убираться отсюда. Даже если это означает небольшие неприятности. Все они знают, что ты проигрался. Остановиться, рассмеявшись, как простофиля, и отойти от стола?»
Он посмотрел в глаза светловолосой девушке и решил, что не стоит быть таким дурнем.
— Надо выпить, — повторил молодой человек.
Он зашагал от стола, преследуемый, как ему казалось, воображаемым смехом. Прилизанный молодой человек поднял свое лунообразное лицо и просто посмотрел на него, что вызвало ярость у Джерри Уинтона. Проклятый Ла-Банделет, проклятая «баккара» и все остальное.
«Еще один молодой человек, — размышлял крупье, — у которого будут проблемы с отелем».
— Банко? Семь тысяч. Банко?
В баре, который примыкал к комнатам казино, Джерри Уинтон забрался на один из высоких стульев, именуемых «Арманьяк», и толкнул последнюю сотенную банкноту через прилавок. Его голова была забита рядом цифр, написанных в тонком французском стиле. Придет счет из отеля за неделю… Сколько? Четыре, пять, шесть тысяч франков? Счет будет предъявлен ему завтра, а все, что у него было сегодня, — это обратный билет на самолет до Лондона.
В зеркале за баром появился из толпы новый образ. Это был тот толстый, прилизанный молодой человек с жирным лицом, который сорвал большой куш за столом. И который даже сейчас любовно прикоснулся к своему бумажнику, прежде чем убрать его. Он взобрался на стул рядом с Джерри. Заказал минеральной воды. Какие проницательные, разборчивые и хитрые были эти азартные игроки! Пришедший зажег обрубок сигары в углу рта и заговорил.
— Проигрались? — небрежно осведомился он.
Джерри Уинтон впился взглядом в его отражение в зеркале.
— Мне кажется, — процедил он сквозь зубы, убийственно медленно подбирая слова, — что это мое дело и никого другого не касается.
— О, это правильно, — согласился незнакомец в той же неприятной и небрежной манере. Он сделал несколько затяжек. Выпил немного минеральной воды. И добавил: — Полагаю даже, что довольно серьезно? А?
