Общество, собравшееся вокруг камина в этот осенний вечер, было исключительно мужским. Большую часть его составляли профессиональные юристы, а также те, кто в силу своих интересов так или иначе были связаны с Законом. Здесь можно было видеть адвоката Мартиндейла, королевского адвоката Руфуса Лорда, юного Дэниелса, громко заявившего о себе в деле Карстерсов, еще несколько человек, чьи имена были хорошо известны в юридических кругах: судью мистера Кливера, Тренча из «Льюис и Тренч» и старого мистера Тривза. Последнему было уже под восемьдесят, полновесных и многоопытных восемьдесят. Он состоял членом известной адвокатской конторы и был, без сомнения, самым знаменитым ее представителем. Поговаривали, что никто в Англии не знает о закулисной стороне дел столько, сколько знает мистер Тривз; широкую известность ему снискали и его труды по криминологии.
Люди несведущие полагали, что мистер Тривз непременно должен написать мемуары. Сам мистер Тривз полагал иначе. Он-то отлично понимал, что для этого он знал слишком много.
Хотя сам он уже перестал выступать в суде и не вел никаких дел, не было в Англии человека, мнением которого коллеги дорожили бы больше. Стоило ему среди общей беседы лишь немного возвысить свой тонкий четкий голосок, как все разговоры обрывались на полуслове и наступало почтительное молчание.
Разговор у камина шел об одном нашумевшем деле. Судебное заседание как раз в тот день закончилось в Олд Бейли. Слушалось дело об убийстве, и подсудимый был оправдан. Вся компания увлеченно разбирала ход процесса; со всех сторон сыпались критические замечания.
Обвинение, конечно же, допустило ошибку, положившись на одного из своих свидетелей. Деплич должен был предвидеть, какие возможности здесь откроются перед защитой. Молодому Артуру удалось максимально использовать показания горничной. Бентмор в заключительной речи сумел-таки представить дело в верном свете, но к этому времени непоправимое уже свершилось: суд присяжных поверил девушке. Что ни говорите, присяжные — странный народ. Никогда не угадаешь, что они проглотят, а что нет. Но уж стоит им забрать что-нибудь в голову, и никто и никогда не сможет убедить их в обратном. Они посчитали, что горничная не могла выдумать эту историю с ломом, и все тут. Медицинское заключение было для них уж слишком мудреным. Все эти длинные термины и научный жаргон… Кстати, чертовски скверные свидетели эти ребята из науки: только и слышно от них, что «гм» да «видите ли», и на самый простой вопрос не могут ответить однозначно: «да» или «нет», непременно — «при определенных обстоятельствах это могло бы иметь место», и так всю дорогу в том же духе, чем дальше, тем больше…
Понемногу все выговорились, и по мере того как замечания становились все более редкими и отвлеченными, росло общее чувство какой-то недосказанности. И тогда присутствующие один за другим стали поворачиваться в направлении мистера Тривза, поскольку мистер Тривз до сих пор еще не принял участия в общей беседе. Собравшиеся ожидали услышать заключительное слово своего самого уважаемого коллеги.
Мистер Тривз, откинувшись на спинку кресла, рассеянно протирал свои очки. Наступившая тишина заставила его поднять глаза.
— А? — произнес он. — Что? Вы как будто спросили меня о чем-то?
Ему ответил молодой Льюис:
— Мы говорили, сэр, о деле Ламорна.
— Ах, да-да, — сказал мистер Тривз. — Я как раз думал об этом.
Присутствующие оживленно зашевелились, потом, как по команде, наступила тишина.
— Боюсь лишь, — продолжал мистер Тривз, по-прежнему занимаясь очками, — что в этом случае я позволил себе немного пофантазировать. Да-да, именно пофантазировать. Следствие преклонных лет, я полагаю. Мои года уже позволяют пользоваться этой маленькой привилегией: фантазировать, когда захочется.
— Да, конечно, сэр, — произнес Льюис, озадаченно глядя при этом на старика.
— Я думал, — вновь продолжал мистер Тривз, — не столько о различных юридических нюансах этого дела — хотя они интересны, крайне интересны: если бы приговор был обратным, для апелляции имелись бы самые серьезные основания; я даже полагаю… Впрочем, оставим это пока. Так вот, я думал, повторяю, не о юридических нюансах, а о — как бы поточнее выразиться — о людях в этом деле.
Лица присутствующих удивленно вытянулись. В этом кругу профессионалов люди, проходящие по делу, представляли интерес исключительно с точки зрения достоверности или недостоверности их свидетельских показаний. Никому никогда и в голову не пришло бы размышлять о том, виновен подсудимый в действительности или невиновен, как это определил суд.
— Да-а. Так вот, — задумчиво продолжал мистер Тривз. — Люди. Самые разные. Кто-то с умом, значительное большинство — без. Собраны, знаете, чуть ли не со всех концов света: из Ланкашира, из Шотландии, владелец ресторана из Италии, учительница откуда-то со Среднего Запада. Каждого из них эта история незаметно, но цепко втянула в круг своих событий и наконец серым ноябрьским днем собрала всех вместе в Лондоне в зале суда. Каждый вносит свою маленькую частицу. И все это венчает суд по делу об убийстве.
