Джузеппе Гарибальди - [102]

Гарибальди не понял смысла этой сделки и, таким образом, не мог стать сторонником другой политики. Ему оставалось только клеймить коррупцию.

В летние месяцы 1873 года он заявил, что если «растленное правительство» не изменит политического курса, он и его друзья будут «вынуждены вернуться к организации заговоров». В многочисленных письмах он обличает монархию: «Хорошо править или исчезнуть с политической сцены; вот что левые должны сказать монархии».

Но как воплотить в жизнь эти угрозы в современной Италии?

Чувствуется, что Гарибальди безоружен, в его руках осталось только перо. Например, его возмущают нищенские условия жизни итальянцев, но он не в состоянии найти политическое решение подобной проблемы. Да и возможно ли оно в Италии 1870 — 1880-х годов?

В конце 1871 года Гарибальди заявил, что «Интернационал — солнце будущего». И первый региональный конгресс Интернационала, состоявшийся в Болонье в 1872 году, приветствовал коммунаров и Гарибальди, «красных людей». Недалеко было то время, когда запоют «Бандьера россе»: «La bandiera rossa la trionfera e viva il socialismo e la liberta…»[47]

Когда в 1874-м были арестованы первые итальянские активисты Интернационала, Гарибальди одним из первых выступил в их защиту.

Но очень быстро возникли разногласия. Гарибальди занял глубоко нравственную позицию, он всегда отвергал революцию. Он склонен к социальному компромиссу, он сторонник поэтапного развития, позволяющего избежать насилия.

Непреклонный в своих высказываниях, резкий, он умеет быть и умеренным. Его «реализм» поссорил его с Мадзини и отдалил от социалистов-революционеров. Поэтому в своем обращении к итальянскому народу в 1874 году Интернационал его осуждает:

«Не слушайте Гарибальди. Социализм, такой, каким он его себе представляет, сомнителен. То, что он называет преувеличениями социалистов, на самом деле является нашими основными принципа-ми… Он хотел бы, чтобы ассоциации рабочих были бы только обществами взаимной помощи. Тогда они превратились бы в мелкие и узкие группы, над которыми смеялась бы буржуазия… Итальянские пролетарии, вперед!»

«Пролетарии» — это слово не из лексикона Гарибальди. Он говорит «итальянцы», «народ». Вы не найдете у него и признания классовой борьбы, в которой пролетариат был бы движущей силой. Он предпочитает делить мир по принципам Добра и Зла.

«Два принципа — Добра и Зла, борющихся за главенство в человеческом обществе во все века, дают сегодня, вне всякого сомнения, значительный перевес Злу».

В последние годы жизни Гарибальди стал пессимистом? Мизантропом?

«Меня обвинят в пессимизме, но тот, у кого хватит терпения дочитать меня до конца, меня извинит. Сегодня я вхожу в шестьдесят пятый год моей жизни, и после того как большую часть прожитых лет я верил в прогресс человечества, я с грустью вижу столько несчастий и такую коррупцию в наш век, претендующий на звание цивилизованного. Я предоставляю здравомыслящим людям судить о том, можно ли считать нормальным нынешнее состояние общества. Ураганы еще не очистили атмосферу от смрада разлагающихся трупов, а уже кое-кто помышляет о реванше.

Люди переживают разнообразные беды: голод, наводнения, холеру. Неважно: все вооружаются до зубов. Все — солдаты!»

Для него вершина человеческой цивилизации — мир. Его философия может показаться наивной, слишком простой. Она — отражение его масонского «гуманизма», его великодушия.

Он пишет множество писем, статей, деклараций.

Так, Гарибальди пишет даже Бисмарку, убеждая его выступить в защиту мира. Кто может поверить, что «железный канцлер», мечтавший в 1871 году посадить Гарибальди в клетку, откликнется на призыв своего противника?

20 декабря 1872 года Гарибальди пишет ему: «Вы совершили много великих дел. Так увенчайте же Вашу блестящую карьеру инициативой создания мирового арбитража. Пусть в Женеву, место заседаний арбитража, каждое государство пришлет своих делегатов. 1. Война между народами невозможна. 2. Все разногласия между ними решает мировой арбитраж».

Можно подумать, что это письмо поэта, заблудившегося в международной политике.

Но за этой «невинностью» стоит политический план или, по крайней мере, попытка сформулировать четкую программу. Так, мечтая о «мировом арбитраже», Гарибальди представляет себе, что «арбитром» для Италии мог бы быть король. Он думает об Италии, перестроенной по английскому образцу.

«Англия, — пишет он, — не республика; но общественное мнение там могучая сила, и когда хотят внести улучшение, об этом ставят в известность народ, предлагают, не навязывая, и, в конце концов, получают его согласие».

Гарибальди больше демократ, чем революционер. Мечтатель, но думающий о реальности. Он сторонник своего рода президентского способа правления, и неважно, как будет называться президент. Король? Временный диктатор? Он уже думал об этом. Почему бы нет? Он отмечает слабые стороны парламентаризма и преступления этого разлагающегося механизма, он опасается, что порча паразит парламент Италии. Он мечтает о «бесценной славе, которую может принести королю опора на республиканские установления» (он представляет их себе «федеральными»).