Джек Лондон: Одиночное плавание - [97]

Тем не менее увиденная и описанная пастораль не помешала ему пару лет спустя сочинить пронзительный рассказ «Кулау-прокаженный». Впрочем, там не столько о проказе, сколько о человеческом достоинстве и поразительной стойкости.

Вообще за пять месяцев, проведенных на Гавайях, Лондон неплохо узнал острова и их обитателей. При этом сохранил свежесть впечатлений. Очень скоро этот опыт будет писателем использован в «Рассказах южных морей».

И еще один материал, написанный на Гавайях для упоминавшегося выше женского журнала, — «Катание на волнах в южных морях». В нем Лондон рассказал о развлечении местных жителей — скольжении на доске («сёрфе») по волне океанского прибоя и описал, как сам овладевал этим непростым, но захватывающим дух искусством. Статья вызвала большой интерес. Говорят, именно с нее начинается история серфинга как особого вида спорта. Во всяком случае, широко бытует мнение, что как раз Лондон и стоял у его истоков[219].

А как обстояли дела с сочинительством? В переходе от Сан-Франциско к Гавайям возможности писать не было — литературу вытеснили вахты и хлопоты по судну. Первые недели на островах поглотили путешествия, но Лондон писал — обещанные статьи в журналы, обязательства необходимо было выполнять. Хотя периодические издания тех отдаленных времен в основном малодоступны, мы знаем, что и о чем он писал, — эти публикации лягут в основу все того же «Путешествия на “Снарке”» (отдельным изданием книга выйдет в 1911 году). Единственный именно художественный текст, сочиненный в это время, — рассказ «Зажечь огонь» (То Build a Fire). Казалось бы, очередной «северный» рассказ, и написан он вроде бы ради денег. Более того, является вариантом раннего рассказа с тем же названием, опубликованного в 1902 году (интересно, кстати: в большинстве изданий русскоязычного Лондона рассказ помечен указанным годом, а читаем мы более позднюю версию — 1907 года). Но с какой силой, с каким мастерством он написан! Лондон снизил пафос, убрал героику — повествование течет ровно и спокойно, и от этого все происходящее получилось гораздо трагичнее, чем в первом варианте. Почему он опять обратился к «северу», понятно — деньги. А вот по какой причине решил обновить давний сюжет — об этом исследователи почему-то молчат, хотя ответ на поверхности: на «Снарке» Джек внезапно для себя вновь оказался в роли «чечако», как тогда, в «белом безмолвии» Клондайка. Ассоциации здесь вполне прозрачны, ведь финал мог быть самым плачевным — вспомним описанный Лондоном шторм и поведение парусника.

Невысокая продуктивность Лондона-новеллиста в этот период объясняется не только поездками по архипелагу, встречами с новыми людьми, необходимостью писать статьи для журналов (хотя и это играло свою роль), но и тем, что у него возник новый замысел и он решил плотно взяться за его осуществление. Речь о романе «Мартин Иден» — пожалуй, самом известном из произведений писателя. Здесь, на Гавайях, в августе 1907 года Джек Лондон и начал его писать. Продолжил в путешествии, отводя сочинительству (как свидетельствует Мартин Джонсон) по два часа с утра ежедневно. Даже погода не была для него помехой — спокойно было море или волновалось. Не являлось препятствием и самочувствие, а ведь известно, что Лондон болел (особенно на завершающем этапе путешествия).

«Мы отплыли от Хило (Гавайские острова) 7 ноября и прибыли на Нукухива (Маркизские острова) 6 декабря», — читаем в русскоязычной версии «Путешествия на “Снарке”»[220]. Конечно, это ошибка (издательская?) — дотошные исследователи давно выяснили, что «Снарк» продолжил путешествие 6 октября 1907 года.

Из прежней команды на борту остались только чета Лондонов и Мартин Джонсон. Герберт Штольц вернулся в Штаты продолжать образование, Точиги страдал моребоязнью. Отделались (правда, не без труда!) и от Роско Эймса. Но Лондон вынужден был оплатить ему дорогу до Сан-Франциско и выдать жалованье — из расчета все тех же 50 долларов в месяц[221]. Дороговато, в общем-то, обошелся дядюшка Чармиан.

На Гавайях команда пополнилась новыми членами. Лондон, наконец, уяснил себе, что без опытного моряка в океане не обойтись и нанял Джеймса Лэнгхорна Уоррена. Персонаж этот примечательный: уже немолодой капитан-парусник с изрядным опытом хождения по южным морям, а еще… его только что выпустили из тюрьмы. Он сидел, будучи обвинен в убийстве, но улик оказалось недостаточно. Интересно, знала ли Чармиан, кого ее супруг подрядил управлять судном?

Точиги заменил местный японец (на Гавайях — большая японская диаспора, потомки эмигрантов, обосновавшихся на островах во второй половине XIX века) по имени Йошимáтцу Накáата. Вдобавок появился матрос — молодой человек, которого звали Герман де Виссер, а также повар, тоже из местных японцев, — Цунекиши Вада.

Интересная подробность касательно покинувшего их «инженера» Герберта («Берта») Штольца. Только оказавшись на Гавайях, Лондон узнал истинную цель, с которой тот присоединился к экспедиции, — ему нужно было попасть на остров Кауаи. На острове находилась могила его отца (которого юноша никогда не видел), шерифа округа Оаху Луиса Штольца. Его застрелил прокаженный, которого разлучили с женой, чтобы отправить на Молокаи. Эта история, услышанная от Берта Штольца, и легла в основу знаменитой новеллы «Кулау-прокаженный». Лондон ее сочинил тогда же, на Гавайях, разумеется, драматизировав сюжет.