Джанетта - [19]
Он нахлобучил фуражку и протянул нам руку на прощание.
– Я пойду с ними, – сказала я Хоноре, которая крепко держала Маргарет за руку. Ей, кажется, было все равно, что я буду делать, лишь бы Маргарет была в безопасности, и поэтому я могла отправляться, куда хотела.
Мы вышли все вместе. Впереди шел Пирс и нес на руках Нонни, а за ним следовали я и Пастина со своей сестренкой. На этот раз мы не пошли по той тропинке, по которой я взбиралась утром. Пирс направился через темный, густой запущенный парк, где нас оглушили крики грачей.
– Мне кажется, они тоже голодны, – заметила Пастина, – оттого они так и кричат.
Мне тогда и в голову не приходило, что я поступаю дурно и не имею права действовать по своему произволу. Когда мы вышли из парка и стали пробираться по болоту, перепрыгивая через лужи, я совсем не думала о том, что отец дожидается нас дома. Я шла туда, куда меня влекло чувство глубокого сострадания, и, когда мы стали карабкаться по скалам, во мне внезапно проснулись бродяжнические инстинкты моего детства. Тут, среди гор и бедняков, голодных и несчастных, я почувствовала себя точно на своей родине; мне казалось, что между мной и этими бедняками существует родственная связь, что они меня понимают и я их понимаю.
После довольно долгого и утомительного лазания по скалам нам открылась в просвете между ними деревня Гленмалорк, рассыпавшая свои домики среди скалистых холмов неправильной формы. Посредине протекала небольшая речушка. Скалы и откосы были словно окутаны разноцветной дымкой, местами окрашенной в ярко-красный или оранжевый цвет и окаймленной нежными зеленоватыми полосами.
Дома были выстроены из камня и покрыты соломой. Они были рассеяны везде, где только в этой бесплодной местности виднелся хотя бы клочок зеленеющего поля.
– Вот и Гленмалорк, – сказал Пирс. – Там, в долине, находится около ста домов. Все они выстроены руками бедняков, которые живут в них. И вот теперь их оттуда выгоняют!
Мы пошли дальше и очутились перед маленькой хижиной, потемневшая соломенная крыша которой совсем нависла и покривилась.
– Бедность, голод и грязь, – тихо сказал Пирс, когда мы стали пробираться по камням, разбросанным в луже, очевидно с целью облегчить переход.
– Но почему же они живут в такой грязи? – спросила я Пирса.
– Чистота дорого стоит в Гленмалорке, – ответил он. – Знаешь ли, во что бы обошлось бедным жителям устройство стоков и мощение улиц? На это не хватило бы даже тех денег, которые присылают из Америки или Австралии их родственники, отправившиеся туда попытать счастья.
Мы уже подходили к хижине, где жила мать Пастины, и разговор прекратился. Нас встретила страшно исхудалая женщина со страдальческим лицом. Она поздоровалась с нами и тотчас же принялась ласкать своих девочек, как только умеют ласкать матери. Я посмотрела кругом и опять вспомнила свое детство и убогую хижину в Альпах. Чем-то родным повеяло на меня от этой жалкой обстановки, и я почувствовала себя здесь гораздо более дома, чем в богато убранной гостиной миссис Девоншир.
– Плохие вести, миссис Ганлон, – сказал Пирс.
Миссис Ганлон взглянула на него большими черными глазами и грустно покачала головой.
– Да, на этот раз мы очутились на большой дороге, в этом не может быть сомнения, – она откашлялась, чтобы прочистить охрипшее горло, и продолжала: – Повестки получили сегодня утром все сразу. Один и тот же вихрь снесет нас всех… Да, тут через несколько дней будут хозяйничать дикие птицы. Куда мы преклоним свои головы, что ожидает нас? – я не знаю. Работные дома переполнены и не могут вместить нас всех, а сэр Руперт, конечно, не допустит, чтобы мы умерли тут, на его земле, ведь ему тогда пришлось бы хоронить нас....
– Это ужасно!.. Скажите, сколько семейств подлежит изгнанию?
– Пятьдесят семейств и всего около трехсот человек. О, мистер Пирс, я так старалась сберечь деньги для уплаты аренды сэру Руперту. Я морила детей голодом, чтобы иметь возможность откормить свиней… для сэра Руперта! И все-таки это не помогло. Бедняга Том присылал нам все, что зарабатывал в Англии, но этого оказывалось мало, теперь мы очутились без крыши над головами. Земля тут плохая, кругом только скалы! Откуда же нам добыть средств, чтобы уплатить, сколько от нас требуют? Мы и так постоянно недоедаем…
У нее оборвался голос, и слезы брызнули из глаз. Краешком передника она вытерла их. Вдруг старуха, лежавшая в углу на соломе, приподнялась и, облокотившись на локоть, повернула к нам свое изможденное старческое лицо.
– О, дорогие! – проговорила она дребезжащим разбитым голосом. – Помолитесь, чтобы я умерла раньше, чем меня вышвырнут на дорогу, где я должна буду лежать как старое, никуда не годное полено и ждать смерти!
Пирс подошел к старухе и присел возле нее на табуретке. Взяв ее иссохшую руку и ласково поглаживая ее, он начал утешать больную. Дети столпились около него, и на их личиках выражался испуг, а в глазах стояли слезы.
Я тоже чувствовала, как слезы подступают к глазам, и поэтому обрадовалась, когда Пирс поднялся, чтобы идти. Я пошла вслед за ним, хотя он, похоже, забыл о моем существовании, до такой степени был поглощен своими мыслями. Он стал взбираться по очень крутой тропинке, и мне было бы трудно за ним следовать, если бы я не привыкла лазить по горам. Но вдруг в одном месте, где было особенно трудно карабкаться, он вспомнил обо мне и обернулся, протягивая мне руку для помощи. Однако я видела, что он думает только о том, как бы поскорее добраться до места.
