Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая) - [37]

Хотя «Владимир» не слишком быстроходен, мы вскоре обогнали флагманский корабль.

Около семи часов мы стали различать над неспокойным рыжеватым морем крепостные укрепления Кронштадта.

Кронштадт был заложен Петром Великим, и его основание датируется 1710 годом. С точки зрения тех, кто относится к языку с особым педантизмом, название города следовало бы писать как «Кроунштадт», то есть Коронный город, но, питая пристрастие к голландскому языку, Петр назвал его Кронштадтом, подобно тому, как Петербург он сначала назвал Питербургом.

Он является резиденцией русского адмиралтейства (я говорю о Кронштадте, разумеется).

Во время последней войны адмиралу Нейпиру было поручено захватить эту крепость. По его мнению, для английского флота это было минутным делом: он собирался завтракать в Кронштадте, а обедать в Петербурге. Когда поднимали перед походом якорь, адмирала спросили о его последних приказаниях.

Грозный коммодор потребовал удвоить запасы хлороформа.

В судовые аптеки было доставлено удвоенное количество хлороформа; но, подойдя к Кронштадту, адмирал Нейпир удовольствовался лишь тем, что просалютовал ему.

Кронштадт просто-напросто неприступен, но это не было известно адмиралу Нейпиру. Мы утешили его, взяв Бомарзунд.

Именно в Кронштадте пароходы, следующие из Штеттина в Петербург, и, я полагаю, все другие пароходы, имеющие слишком большую осадку, чтобы подниматься вверх по Неве до Английской набережной, делают конечную остановку.

Сюда приходит судно с малым водоизмещением и забирает пассажиров.

Обладая возможностями устранять любые трудности, граф Кушелев написал из Парижа, чтобы за ним прислали судно в Кронштадт. Таким образом, оставив все свои вещи, мы не претерпели никакой задержки и тотчас продолжили путь в Петербург.

И если уж не наше прибытие, то хотя бы наше отплытие удостоилось орудийного салюта.

Великий князь Константин салютовал Кронштадту двадцатью одним пушечным выстрелом, и Кронштадт, в свою очередь, приветствовал великого князя двадцатью одним ответным выстрелом.

В общей сложности в нашу честь было произведено сорок два пушечных выстрела. Нужно быть чересчур требовательным, чтобы пожелать большего.

При виде Кронштадта мне вспомнился случай, который произошел у г-на де Вильбоа с императрицей Екатериной Первой.

Кто такая императрица Екатерина Первая, вы знаете, но вам, вероятно, неизвестно, кто такой г-н де Вильбоа.

Господин де Вильбоа — один из тех отважных искателей приключений, кто в прошлом веке отправился в Россию искать счастья. Сын дворянина из Нижней Бретани, он начал с того, что занялся контрабандой. Оказавшись замешанным в ночной стычке, в которой прозвучало несколько ружейных выстрелов и было убито два или три таможенника, он был вынужден уехать в Англию, где привезенные им с собой рекомендательные письма позволили ему поступить на службу в качестве унтер-офицера на военном корабле.

В один из рейсов корабль, на котором плавал Вильбоа, сделал остановку в порту Тессела.

Царь Петр, под видом простого матроса изучавший в Саардаме кораблестроительное дело, явился на борт английского судна и, зная, что оно возвращается обратно в Лондон, отправился на нем в плавание, не открывая своего имени. После того как он изучил кораблестроение, это был способ изучить навигацию.

Провидение послужило царю как нельзя лучше. Внезапно разразился шторм, да такой, что по сравнению с ним буря, которой бесстрашно противостоял некогда Цезарь, показалась бы просто шквалом.

Шторм длился три дня.

В последнюю минуту, когда капитан, его помощник и команда, исчерпав все свое умение и, главное, все свои силы, уже не знали, какому святому приносить обеты, Вильбоа хватает руль и отдает приказ произвести маневр, который спасает судно.

Царь не упустил из виду отважного боцманмата и распознал в нем одного из тех толковых и решительных людей, которые так нужны реформаторам и основателям империй.

Когда опасность миновала, Петр подошел к Вильбоа и заключил его в объятия.

Такая фамильярность со стороны простого голландского матроса задела самолюбие высокородного бретонца.

Вильбоа спросил наглеца, кто он такой, чтобы позволять себе подобную бесцеремонность с французским дворянином.

Матрос сказал в ответ, что он царь Петр.

Другой на его месте подумал бы, что с ним хотят сыграть шутку, но Вильбоа и сам обладал незаурядным умом. Одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы под медвежьей шкурой распознать льва. Без лишних слов и без колебаний склонился он перед монаршьим величеством как человек, который всегда и везде распознает повелителя и воздает ему почести.

Царь назначил Вильбоа своим адъютантом и одновременно произвел его в офицеры своего флота.

Наш бретонец был наделен всеми недостатками и всеми достоинствами своих земляков: он был прекрасным офицером, храбрым до беспощадности, настойчивым до упрямства, любил выпить и пил, пока не пьянел. И если, к несчастью, он не доходил в своем опьянении до того, что падал под стол, то был способен на всякие бесчинства.

Таким был и сам царь Петр, и потому он по достоинству оценил Вильбоа как соратника по оружию и по застолью.