Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая) - [35]

Что же касается острова Эзель, который со своим населением в тридцать пять тысяч человек охраняет залив Ливонии, завоеванной, как и Курляндия, тевтонскими рыцарями, то он перешел в руки датчан, которые уступили его Швеции; в 1721 году, при царе Петре, остров становится русским и с тех пор русским и остается.

Купец из Риги, его столицы, является одним из важнейших персонажей пьесы Александра Дюваля «Фрейлина».

Тем временем нам пришли доложить, что чай подан. Взглянув на часы, я решил, что забыл их завести: они показывали девять вечера, а было еще совершенно светло; я поднес их к уху: они шли, и мне подумалось, что у них расстроился механизм.

Я спросил у соседа, сколько сейчас времени; он вытащил из кармана свои часы: они показывали даже больше — одиннадцать!

Еще в Берлине он поставил их по санкт-петербургскому времени, которое опережает парижское на два часа.

Чем дальше мы плыли, тем ближе к нам становились те светлые ночи, о которых мне приходилось столько слышать и из-за которых день на севере России в течение целого месяца длится двадцать четыре часа.

Я бросил взгляд на запад: солнце садилось.

Однако мне сказали, что через три часа оно взойдет. Никакого желания спать у меня не было. Я велел принести мне чай на палубу, взял книгу и принялся читать. И так то за чтением, то в полудремоте стал ждать восхода солнца.

Когда мои часы показывали полночь, а часы моего соседа — два часа ночи, солнце начало окрашивать горизонт в розовый цвет, однако по отношению к нам оно поднималось гораздо севернее, чем если бы мы наблюдали его восход в Париже.

В прозрачной ночи солнце при своем появлении было лишено того величия, какое присуще ему в западных и южных странах: оно было ничуть не ярче, чем бывает у нас темной ночью в июле и августе луна.

Я дождался, пока оно полностью не поднялось над линией горизонта, и отправился спать.

Когда через три часа я проснулся, все уже были на ногах; день обещал быть великолепным.

Мы снова шли в открытом море.

Около десяти утра, в одно и то же время, справа стал виден свет маяка, а слева показались темные очертания земли.

Маяк, построенный на каких-то скалах, — это Кок-шер.

Земля — это Эстония, которую Петр Великий присоединил к России по Ништадтскому миру в 1721 году.

Император Александр I опробовал на эстонцах свои первые проекты освобождения крестьян ив 1816 году дал им свободу.

По мере того как наш пароход приближался к суше, мы стали различать берега, покрытые лесом, который, казалось, рос прямо из воды. Дело в том, что воды Балтики имеют свойство не наносить вреда растительности, так что деревья, растущие на берегу, окунают прямо в них свои ветви; по правде говоря, влияние Невы ощущается во всем Финском заливе. Вода в нем вплоть до Кронштадта, если следовать со стороны Санкт-Петербурга, почти пресная, и ее можно пить. Море, в сущности говоря, доходит только до Ревеля, и те рыбы, каким привычно обитать в горьковато-соленой воде, не заплывают дальше него; вот почему в Санкт-Петербурге едят только пресноводную рыбу.

Местами, выделяясь на темной зелени леса, на берегу белело по нескольку домиков.

К полудню начал вырисовываться силуэт города с тремя колокольнями, возвышающимися над домами.

Это был Ревель, или Реваль: во Франции говорят обычно — Ревель, а на Балтике — Реваль.

Если верить преданию, связанному с основанием столицы Эстонии, то следовало бы говорить Реваль или даже Рефаль.

Вальдемар I, король Дании, захватил в 1200 году замок Линданис, что давало ему возможность овладеть всей Эстонией. Замок был превосходно расположен: он стоял на отвесной скале у берега моря. Место казалось словно заранее созданным для столицы нового королевства, которое датский король задумал основать по другую сторону Балтики; пояс крепостных стен поднялся вокруг города, еще не получившего названия; но однажды, когда Вальдемар охотился на косулю, животное бросилось вниз с высоты обрыва и, падая, сломало себе ноги.

— Вот и имя для моего города нашлось, — сказал Вальдемар, — он будет называться Рефаль — Падение косули.

Ревельцы, побежденные, а не покорившиеся, сохранили многие свои вольности, которыми они очень дорожили, о чем свидетельствует следующая легенда.

Одной из привилегий ревельских горожан было право вершить в своем городе правосудие, рассматривая как мелкие дела, так и важные, и вынося смертные приговоры.

Право это ничем не было ограничено и могло действовать даже в отношении знати.

И вот случилось так, что в 1535 году по приказу некоего барона Икскюля фон Ризенберга, действовавшего вопреки этому праву, в черте города был удавлен крестьянин.

С этого часа барон Икскюль оказался виновен в нарушении законов Ревеля.

Городской суд объявил его вне закона.

Барон не придал значения этому постановлению и в тот же день отправился прогуляться по улицам Ревеля. Но не прошел он и ста шагов, как был арестован, несмотря на оказанное им сопротивление.

Состоялся судебный процесс, и убийцу, хотя он и был бароном, приговорили к смерти.

И тогда его семья, которая начала осознавать серьезность происходящего, стала хлопотать, просить, умолять, предлагать плату за кровь и выкуп за барона, но все оказалось бесполезно.