Дюк де Ришелье - [75]
Сам Ришельё умирал от желания поскорее выехать к армии, но эпидемия, к несчастью, продолжалась; правда, врачи уверяли, что скоро она пойдет на спад, поскольку теперь больше людей выздоравливало. Пока же он просил Сен-При подготовить ему в Балте домик для карантина и напоминал приказать тамошнему населению строго соблюдать предписания одесских врачей и не «мухлевать».
Пожар Москвы разорил одесситов, у которых там оставались нераспроданные товары. «Нас окружают одни лишь беды и печали; не пойму, как я сам еще здоров. Нужно покориться воле Провидения, подвергающего нас суровым испытаниям», — заключал Дюк.
«Мы немного рассчитываем на приближающуюся зиму, воздействие коей уменьшит действие болезни, однако принесет новые беды, поскольку окрестные селения отказываются привозить что-либо в город, и у нас совершенно нечем будет топить, — сообщил он в письме Александру I от 20 октября. — Признаюсь Вашему Величеству, что во избежание части этих бед я был вынужден использовать суммы, находившиеся в банке здесь и в иных местах, чтобы заранее запастись кое-какими припасами для сих несчастных. Число их огромно; все, жившие ручным трудом, уже доведены до крайней нищеты, и я не мог не прийти им на помощь, проявляя всяческую экономию».
Великая армия к тому времени тоже была доведена до крайней нищеты и с боями отступала. 24 октября состоялось сражение при Малоярославце; среди французов, державшихся до последнего, был маркиз де Жюмилак, муж сестры Дюка Симплиции. После того как его ферма была уничтожена пожаром, он был вынужден вернуться на военную службу, в походе на Россию участвовал в качестве начальника штаба 3-го кавалерийского корпуса, а 11 октября в Москве Наполеон произвел его в кавалеры ордена Почетного легиона…
В начале ноября французская армия, превращенная в голодную оборванную толпу, преследуемая русскими войсками и донимаемая партизанами, приближалась к границам Минской губернии, а от Бреста ей навстречу двигалась 3-я армия Чичагова. Наполеон рисковал быть захваченным в плен, однако ему удалось переправиться через Березину, обманув Чичагова отвлекающим маневром, и, потеряв около пятидесяти тысяч человек убитыми, утонувшими и пленными, отступить к Вильне, сохранив ядро своего войска. Остатки его армии были спасены благодаря маршалу Нею (раненному в шею при Бородине и получившему от Наполеона титул князя Москворецкого): его кирасиры напали на стрелков, затаившихся в лесу, и сумели захватить в плен пять тысяч человек.
«План Наполеона был превосходен и достоин его гения. Успех его, согласно всем человеческим возможностям, был неминуем. Одни лишь распоряжения Фортуны, коих нельзя предвидеть, могли привести к сей величайшей катастрофе», — писал Леон де Рошешуар, участвовавший в сражении при Березине и последующем захвате Минска армией Чичагова.
Его дядя тем временем продолжал сражаться с чумой. К середине ноября болезнь унесла жизни уже 1720 человек, но конца эпидемии не было видно. Тогда Ришельё решился на крайнюю меру — 22 ноября ввел всеобщий карантин. Все собрания были запрещены, все присутственные места и даже храмы закрыты. Состоятельные горожане получили разрешение выехать на свои пригородные хутора, прочие обыватели не могли покидать своих домов, только официальные лица получили специальные пропуска. Было запрещено появляться не только на улице, но и на пороге своего дома; за исполнением этой меры следили патрули из конных казаков. Комиссары сами развозили и принимали почту, приобретали нужные населению вещи. Получаемые письма дезинфицировали и вручали адресату с помощью палки, расщепленной на конце. Дважды в неделю продавали хлеб и мясо по фиксированным ценам, комиссары собирали поставщиков для каждого квартала, а после провожали их домой. Съестные припасы разносили по улицам дважды в день в сопровождении офицера полиции и комиссара квартала. Мясо перед употреблением погружали в холодную воду, хлеб окуривали, а деньги получали в сосуде с уксусом. Весь порядок мог порушить пожар; чтобы этого не произошло, выделили отдельную пожарную команду в 200 человек, запретив всем прочим сбегаться на тушение огня.
Генерал-губернатор ежедневно заслушивал отчеты комиссаров о состоянии каждого дома. Перед жилищами разжигали костры, внутри помещения окуривали ароматическими веществами. Двери и окна всюду были закрыты. Люди боялись дышать. По улицам передвигались повозки, сопровождаемые людьми в пропитанной маслом или смолой одежде: красный флаг на повозке обозначал присутствие тех, кто соприкасался с больными; черный флаг предупреждал о приближении могильщиков.
Строгие меры оказались эффективными, эпидемия пошла на спад. В декабре по приказу из Петербурга Ришельё учредил специальную комиссию под руководством действительного статского советника Николая Трегубова, чтобы разобраться, откуда же в Одессу была занесена чума. Виновником был назван грек Афанасий Царепа, прибывший из Константинополя. Однако наиболее вероятно, что очаг заболевания находился в Бессарабии, население которой в 1812 году резко сократилось. Именно оттуда впоследствии чума будет занесена под Измаил.
