Дюк де Ришелье - [74]

Каждое утро комиссары проезжали по улицам и оставляли на пороге домов провизию на целый день. У городских ворот открыли лазареты, куда свозили и помещали отдельно заболевших и людей с подозрением на чуму. Команды из каторжан складывали трупы на телеги, вывозили за город, железными крюками стаскивали в ямы и пересыпали известью. В 1825 году новороссийский губернатор граф М. С. Воронцов стал наводить справки у одесского градоначальника, где и как хоронили умерших от чумы, и получил ответ:

«Чумных кладбищ у самого города в 1812 г. учреждено было два — одно Христианское и другое Еврейское за Тираспольскою заставою, престаящего Порто-франко позади Городского кладбища, которые окопаны небольшим рвом. Сверх того в предместье города Молдаванке на кладбище также хоронились умершие от чумы до тех пор, пока свойство сей болезни не было дознано.

Чиновник, состоящий ныне по особым поручениям при г. начальников Одесского таможенного округа титулярный советник Савойня, бывший здесь в 1812 г. частным приставом, которому от местного начальства в особенности поручено было смотреть за погребением умерших от чумы, объявил, что когда болезнь сия появилась, то таковою признана еще не была и что он может указать места, где таковые умершие похоронены. Тела предаваемы были земле — иные в одеянии, а другие нагие, в одной яме зарывались по десяти и более, были засыпаемы негашеной известью, весной же 1813 г. над теми ямами насыпаны земляные могилы».

Организацией чумных кладбищ занимался комендант Кобле. Искусственно насыпанную гору до сих пор называют Чумкой.

Русских врачей было мало, им не хватало опыта, который они пытались возместить самоотверженностью. К середине осени умерли доктора Ризенко, Кирхнер, Пилькевич и Капелло.

«Ах, эта страшная чума, я ее очень хорошо помню, — рассказывала А. О. Смирнова-Россет. — Маменька всегда сидела в комнате окнами на двор, герцог обходил весь город и сам спрашивал о состоянии здоровья в домах. Однажды он спросил матушку, когда она видела доктора Антонио Рицци. Она сказала: «Avant-hier il était assis dans ce voltaire». — «Faites vite emporter ce meuble. En faisant l'opération de bubon, il s’est blessé et il est mort de la peste ce matin; c’est une grande perte pourvu que nous n’en avons pas de plus douleureuses, je vous recommande comme médecin Carouso, c’est un Grec très habile»[49]. Мы сидели в зале, где я играла с попкой и считала проезд страшных дрог, на которых везли трупы чумных. Колодники в засмоленных рубахах гремели цепями, с ними шли караульные. Трупы бросали в море, потому что недоставало способов их жечь. Когда папенька возвращался из карантина, первым нашим движением, конечно, было броситься ему на шею, но он поспешно шел в комнату, где его обливали уксусом, обкуривали, и тогда он нас брал на руки, целовал и с нами входил к матушке; он целовал ее в лоб, а она целовала его руку».

К счастью для одесситов, оказалось, что ветеринар с овчарни под Одессой Жан Франсуа Луи Салб (1774–1851), приехавший в Россию в 1811 году, в свое время учился в Париже у Деженета, знаменитого врача Египетской армии Наполеона, прославившегося борьбой с эпидемией чумы в Яффе. Используя новые лекарства, созданные благодаря открытиям французских химиков К. Л. Бертолле и А. Ф. Фуркруа (последний лестно отзывался о Сало во время его учебы в Париже), швейцарец неутомимо трудился и строгими и неукоснительными мерами сумел остановить распространение эпидемии. Ему удавалось вылечить четырнадцать из двадцати больных! (Вскоре после эпидемии Сало был назначен главным ветеринаром Херсонской губернии в чине капитана и возведен в российское дворянское достоинство, однако вышел в отставку и остаток дней провел на родине, в кантоне Во.)

Ришельё не в чем было себя упрекнуть, однако он порой приходил в отчаяние. Как рассказывает Сикар, однажды он без сил опустился на камень, воскликнув: «Ах, я больше не могу! Мое сердце разрывается от того, что я должен употреблять всю свою власть, дабы сделать безлюдными улицы, тогда как я десять лет трудился, чтобы наполнить их и оживить».

Кроме того, герцог использовал любую возможность, чтобы получить информацию о ходе войны с Наполеоном, продолжавшейся без его участия, тогда как многие его друзья и соотечественники находились на полях сражений. «Если у Вас нет известий о Ваших братьях, то могу их Вам сообщить, поскольку видел людей, отъехавших из армии 15 сентября, — писал он графу де Сен-При 2 октября из Одессы. — Эммануэль слегка контужен, Луи легко ранен в руку и остался в строю. Москва сгорела на три четверти, но это несчастье лишило Наполеона тех ресурсов, на которые он рассчитывал. <…> Из множества перехваченных писем, которые, между нами будет сказано, показал мне курьер, направляющийся в Константинополь, видно, что этот пожар возбудил досаду и отчаяние; в самом деле, они во всём испытывают нужду и не знают, где расположиться на зимние квартиры. В письмах говорится, что в сражении под Можайском 34 французских генерала были выведены из строя[50]». На Вильну, сообщал Дюк, идет армия в 50 тысяч человек, Чичагов с шестьюдесятью тысячами должен быть сейчас на Висле. Австрийцы отступили в герцогство Варшавское. После блестящего сражения, «в котором был убит Удино»