Две старые старушки - [7]
Вторая старушка заворочалась в постели и пробормотала:
— Здорово все же было, а?
— Ага.
Обе они думали: вот, бывает же такое… а если бы мы были помоложе, это было бы еще лучше? Неужели!
Они поразмышляли о слонах, взрывах и загадочных убийствах и снова уснули.
На следующее утро первая старушка сказала:
— Ну, теперь тебе пора.
— Нет, — сказала вторая.
— То есть как это нет? Это мой дом!
— Ах нет, никуда я не пойду. Я люблю тебя.
— Это совершенно неважно.
— Это очень важно.
— Ничуть!
— А я все-таки не уйду!
Первая старушка схватила вторую за плечи.
— Уходи! — завопила она. — Убирайся! Вон!
— Нет! Ни за что! — сказала другая старушка. — Я больше никогда не уйду. Я люблю тебя. Я буду тебе верна. Ты увидишь!
Борясь и толкаясь, они постепенно приблизились к двери. Там они повалились на буфет. За стеклянными дверцами послышался звон бьющейся вдребезги посуды. Старушки тяжело дышали.
Наконец, обессиленные, они рухнули на пол.
— Кошмар, — сказала одна старушка. — Ужас, ужас.
— Никогда не думала, что способна так сильно кого-нибудь любить, — сказала вторая старушка. — Только представь себе: ведь почти всю жизнь прожила! Бывает же такое!
Первая старушка ничего больше не сказала, чувствуя, как колотится ее сердце, и до того закашлялась, что ей пришлось приподняться и сесть.
Вторая старушка спросила:
— Может, тебе воды?
Первая старушка кивнула.
— Ну, давай воды… — сказала она.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Две старушки жили в маленьком домике. Рассудок их постепенно слабел. И мало-помалу ими начал овладевать страх, что они больше не любят друг друга.
Это были весьма тяжелые мысли, с которыми они тщетно пытались бороться. Они как можно чаще старались говорить друг другу о своей бесконечной любви. Они и кричали об этом, и нашептывали неожиданно на ушко. Трясущимися руками писали они друг другу записки, которые посылали по почте и распечатывали дрожащими пальцами, а по ночам притворялись, что разговаривают во сне, и сквозь сумятицу неразборчивых фраз бормотали: «Я люблю тебя».
Это было чересчур. Они знали, что это было чересчур. Они чувствовали, что их любовь ускользает от них, как скользкая рыбка из их неловких старых рук.
Они крепко прижимались друг к другу, целовались, поглаживали друг друга, покусывали за ушко.
До тех пор, пока силы их не иссякли и они не поняли, что любви больше нет.
Тогда они уселись на лавочке. Вид у них был усталый и бледный. Они обняли друг друга за плечи, понурились, покачали головами и сказали:
— Стало быть, мы больше не любим друг друга.
— Стало быть.
Они долго молчали. Потом одна старушка сказала:
— Но мы-то в этом не виноваты.
— Да нет, конечно, — сказала другая старушка. — Конечно, нет.
— Как это странно, — прошептала первая старушка немного погодя, — что мы больше не любим друг друга.
— Не говори, — прошептала вторая старушка.
Они потрепали друг друга по плечам, утешая, и на них снизошло странное чувство тепла и умиротворения, какого они до тех пор еще никогда не испытывали.
— Я думала, что теперь буду чувствовать себя совсем по-другому, — сказала одна.
— Я тоже, — сказала другая.
Так сидели они часами, в сумерках, ноябрьским вечером, незадолго до смерти.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ так долго жили вместе, во втором этаже, в унылой мрачной округе, что исхудали и иссохли.
Они перестали выходить на улицу. Соседи делали за них покупки, а то и вовсе забывали про них.
Спали они мало, потому что во сне им непременно являлись толстые, лоснящиеся мужчины, которые бормотали вздор и грозили им пальцем. Старушки предпочитали бодрствовать.
Днем они усаживались рядышком на подоконнике, болтали ногами, перебирали свои воспоминания и говорили: «Ах да!» или «Это уж точно».
В молодости они обе были влюблены в одну большую толстую нерешительную женщину, и только потом друг в друга.
В один прекрасный день они сделались такими худыми и легонькими, что ветер подхватил их и смел с подоконника. Он раздул их юбки, и, медленно кружась, старушки опустились на землю.
Они уже так долго не выходили за порог, что с изумлением указывали друг другу на разные диковинки.
— Смотри, смотри!
— А вон там!
Они уселись на тротуаре, подобрали под себя ноги и разгладили юбки.
Какой-то старичок шел по улице и разбрасывал перед собой хлебные крошки. А кто-то другой говорил: «Кыш, кыш!»
Они подтолкнули друг друга локтями, потерли руки и просияли от удовольствия. Старые-престарые старушечки. Осенним днем.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ жили в домике в центре города.
Этажом выше поселился маленький толстый человечек. Он был лыс, от него исходил запах сыра.
Когда ночью старушки укладывались в постель и принимались ласкать друг друга, человечек колотил в пол и кричал:
— А ну тихо!
Когда же они потихоньку целовались, он не унимался: бум! бум! — и раздавался его голос:
— Я все слышу! Прекратите наконец шуметь! Староваты вы уже для таких-то штучек!
Старушки перешептывались: «А что, в самом деле мы уже стары для любви?» Сами они этого не знали.
Всякая ласка, всякий поцелуй были слышны человечку.
И порой даже посреди ночи, когда они уже давно лежали рядом без движения, он кричал:
— Так-то оно лучше!
Они надеялись, что он умрет.
Заниматься любовью днем они не умели, как-то не выучились. Малейший лучик света раздражал их.
В сказочном лесу все заняты — все пишут письма. Черепаха — улитке, сверчок — лягушонку, щука — карпу, белый медведь — крокодилу, саблезубый тигр — лебедю. Муравей, разумеется, белке, ну а самой белке нужно успеть написать и слону (который наконец-то изобрел равновесие), и тле (которая всё время стесняется), и даже собственному столу (просто потому, что она никогда ему не писала). Эта книга — отличный повод вспомнить, как важно писать друг другу письма! А если вы не умеете писать, то письма можно набормотать, надумать или даже купить у совы.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.