Два семестра - [10]

—      Вот и надо защитить Нину Васильевну! Чтобы ее не били...

—      Защищать-то надо... — Давид Маркович поежился. — Да ведь, между нами говоря, ее бог убил... Вы куда сейчас?

—      В шестую. Я не опаздываю?

—      Нет, — сказал Давид Маркович, придержав Сильвию за плечо. Жест был необычен, и она взглянула удивленно. Он улыбнулся. — Посмотрите-ка туда, Сильвия Александровна! У дверей вас поджидает некто в белых одеждах и со свитком в руках. Кажется, это мадам продекан... Клянусь, она похожа на Клио... — Он кивнул на гипсовую статую в углу. — Так сказать, муза неприятных историй... Но что это за свиток у нее? Не прижимает ли она к груди сегодняшнюю газетину?

—      Да уж добра не будет... — пробормотала Сильвия и быстро пошла вперед.

5

Тамара Леонидовна Касимова, продекан, стояла у двери, загораживая вход. Высокая, стройная, в свободном светлом платье, она и в самом деле напоминала гипсовую или, пожалуй, мраморную музу, только у муз выражение лица не такое суетливое. В руке у нее была папка для бумаг.

—      Товарищ Реканди, заменим ваш урок небольшим совещанием. Студенты просят освободить их от диктантов...

—      И от контрольного диктанта весной? — быстро спросила Сильвия.

—      Да. Разумеется, не все просьбы студентов имеют резон, но я все же предлагаю обсудить этот вопрос совместно с вашей группой. Вы не возражаете?

Однако Сильвия возразила:

—      А не лучше ли провести урок в вашем присутствии? — Сильвия отлично понимала, что спорить с продеканом неразумно, но ею овладел дух строптивости. — При разборе ошибок сразу и выяснится, нужны ли диктанты.

Касимова ответила с гипсовой сухостью:

—      Скажу вам откровенно, студенты находят эти занятия пустой тратой времени, а тратить время им нельзя, пора писать дипломные.

—      А дипломные можно писать безграмотно?

—      Не заставляйте меня ставить точки над и, товарищ Реканди! — Тамара Леонидовна, проявляя законное продеканское нетерпение, нажала на ручку двери. — Необходимо проверить на месте претензии студентов, особенно в связи с событиями дня... — сложив пальцы щепоткой, она что-то посолила в воздухе и улыбнулась. — Неужели вас страшит беседа со студентами?

—      Нисколько, — сказала Сильвия, чувствуя, что дух противоречия мутит ей голову все сильнее. — Я просто думаю оживить эту беседу анализом ошибок прошлого диктанта, там их несколько дюжин. У меня и тетрадки с собой...

Тамара Леонидовна опять сложила пальцы в щепоть.

—      Вы меня удивляете, дорогая. Вы по себе должны знать, как трудно изучить язык в совершенстве. Чего же требовать от студентов?.. — насмешливо протянула она.

«Ну, дорогая, я тоже могу немножко посолить», — сердито подумала Сильвия и спросила наивным голоском:

—      Так это ваша статья, Тамара Леонидовна? А мы-то все гадали, кто такой Асс!..

Сильвия не без удовольствия отметила, что музы, разинув рот, теряют величественность.

—      Что с вами сегодня, товарищ Реканди? Что за идея! — выговорила наконец Касимова. — Будьте любезны, начинайте урок по своему плану, я не намерена присутствовать при разборе ошибок. Прошу уложиться ровно в полчаса... — Она взглянула на часики и в гневе удалилась.

Входить в аудиторию Сильвия Александровна умела по-разному. Сейчас она вошла так, что об отмене занятий никто и не заикнулся. Сразу же начали работать над ошибками у доски, а потом было предложено письменное упражнение, нарочито примитивное и обидное для пятикурсников.

Пока пишут, есть время поразмыслить… Вот сидят голубчики, решили бороться за право на безграмотность. Кто же они? Что ей о них известно? Не очень-то она задумывалась над ними до сих пор... В личной жизни они, наверное, сильно отличаются друг от друга, но здесь, в шестой аудитории, различия между ними почти стерты — по крайней мере на поверхностный взгляд того, кто призван диктовать им диктанты.

Кого же она все-таки приметила здесь?.. Всегда была заметна Ира Селецкая: яркие блузки, моднейшая прическа, коралловые губы и холодные старческие глаза. Остроумна, любит задавать посторонние вопросы и поражать народ своей удалью — смотрите же, как я могу разойтись! Зато вот эта ее подруга молчит за двоих, и на лице у нее написано полное отсутствие страстей — этим она и привлекает внимание... А там у окна молодой поэт с громким именем — Роланд Бах. Круглый, румяный, в очках. На русское отделение он попал по той причине, что провалился на английском, считает себя жертвой несчастного случая и, надо полагать, пишет упадочные стихи. А может быть, и не пишет, но диктанты у него получаются крайне упадочные. Тощая смуглая девица, которая ходит за ним по пятам, замечательна тем, что ее страшно вызывать к доске — плачет... Юрия Поспелова нельзя не заметить из-за роста — он выше всех на факультете, да и натура у него широкая, не носит галстуков, не стрижется...

Кто еще? Остальные не так выделяются, но именно тем и радуют искоренителя ошибок — молча пишут, молча правят, снова пишут, снова правят... А почему опять нет Фаины Костровой. Старосте не мешало бы прийти, если здесь затеваются какие-то собрания вместо уроков и вообще заваривается каша. Уже и заварилась, и довольно крутая. Не следовало все же так злить Тамару Леонидовну, без того неприятностей не оберешься... Ай-ай, а на кафедре висит на вешалке чужое синеватое пальто...