Дурман-трава - [44]

Терентий расчехлил фотоаппарат и вдруг почувствовал какое-то непонятное беспокойство. Сначала он услышал треск, заметил посыпавшиеся у левого берега мелкие камни. Кедр медленно стал сползать вниз. Терентий рванулся было к правому берегу, но опоздал: подгнивший старик кедр, затрещав, надламывался в нескольких метрах от макушки, лежавшей на скале. В какое-то мгновение он успел заметить исказившееся в страхе Колькино лицо и сообразить: если он не оттолкнется от ствола, то будет придавлен к воде всей тяжестью громадного дерева, падающего с многометровой высоты. Поток подхватил Терентия и понес к водопаду.

Рюкзак смягчил удар, и все же он крепко хлопнулся затылком о воду и на несколько мгновений потерял сознание. Когда он всплыл в нескольких метрах от скалы, в которую вгрызался стремительный поток, то увидел настигающий его кедр; он успел нырнуть. Жестко ударило спиной обо что-то твердое, потянуло ко дну — потом снова поплавком вытолкнуло вверх. Он попытался освободиться от рюкзака, но туго пригнанные размокшие ремни не поддавались. На этот раз он вынырнул около стены берега и, услышав приближающийся рокот водопада, отчаянно закричал: «А-а-а!..» По ущелью пронесся голос эха: «Ааа-ааа-ааа», — громкий и безнадежный. Гул разрастался, извивающееся тело реки становилось все более упругим и сильным. Неожиданно Терентий увидел прямо перед собой у подножия стены куст ивняка. Одним судорожным движением он схватился за него — вода резко надавила на грудь, куст натянулся струной, корни стали медленно выползать из щели. Терентий успел перехватиться за соседний куст, но и тот, не выдержав тяжести, вырвался из скалы. Теперь ничто не могло его спасти. В нескольких метрах впереди несло кедр. Терентий настиг его и ухватился за ветви.

Он почувствовал сильный удар в грудь, а еще через мгновение ему показалось, что уже конец: его прижало к стволу мощным потоком — дерево, вставшее поперек протоки, застряло в ущелье над водопадом, упершись комлем и обломанной вершиной в его стены, и дрожало, словно в лихорадке, под напором воды.

«Долго так не выдержит», — подумал Терентий. Он задыхался.

Неподалеку в гранитном берегу-скале Терентий заметил уступ, заваленный наносными обломками деревьев, кустов и сучьев; до них было не больше полутора-двух метров.

«Скорей туда!» — пронеслось в голове, и он медленно стал отжимать себя от ствола, продвигаясь мало-помалу к уступу. Прошло не менее получаса, прежде чем он добрался. Последними усилиями Терентий подтянул себя на край островка и в изнеможении растянулся, не в силах поднять даже головы. Он не видел, как кедр, разломавшись пополам, словно спичка, рухнул наконец в пучину котлована. Не видел он и того; как сначала выкинуло на камни за водопадом тело Кольки Сушкина, неузнаваемо исковерканное, а потом смыло волной и понесло дальше по реке, как следом за ними устремился черный пес.

Первое, что он почувствовал, — сильнейший голод. Он отвязал рюкзак и, пошатываясь, встал на ноги, они дрожали от слабости. К горлу подкатил комок. Он подавил его смехом, но от скал понесся такой гулкий и неприятный звук, что ему стало жутко, но щекам сами собой покатились слезы.

— Ну, будет тебе, все хороню… — сказал он себе, — будет тебе…

На противоположном берегу, на скале он увидел фигуру Родьки.

— Жди-и-и, — кричал Родька. — Пойду искать переправу, плавать не умею, — донесся его голос.

Терентий в знак согласия помотал головой, кричать он не мог. Затем он разложил костер. Топливо было под рукой, наносные сучья да трава. Костер быстро принялся. Терентий переоделся в сухое белье — содержимое рюкзака, обернутое в пленочные мешки, стянутые резинкой, не промокло. Действовал он без суеты, привычно и размеренно.

Смеркалось. С реки потянуло холодным вечерним туманом. Водопад гремел совсем рядом.

Тепло горячего чая расслабило его. Он не спеша выкурил сигарету, разложил под скалой спальник, забрался в него и сразу уснул.

13

Давно она не просыпалась в таком хорошем настроении. На душе у нее было легко.

— Тереш, ты встал? Не прячься, я слышу, что ты здесь. Иди ко мне…

Никто не отозвался.

Она беспокойно вскочила с постели. Рюкзака не было. В комнате было пусто, только отворенная дверь раскачивалась от сквозняка. На столе лежала записка. Прочитав ее, Майя бросилась в постель, заскулила, теребя подушку.

— Дурак… На Шумак… Пропадет, — затряслась она.

Потом схватила ружье, побросала в заплечник все, что, попалось под руку, и бросилась вон из хаты.

Она не замечала ни мужиков, ни баб из соседних домов, ни лесорубов, работавших за выгоном на окаривании сосны, уставившихся ка нее, опустивши топоры и крючья.

Она бежала и видела впереди только дорогу, кусала сухие губы, и слезы слепили ей глаза.

Просека оборвалась.

Майка устало присела на землю. Сердце колотилось в груди, руки тряслись, по ногам потекла тяжкая теплота усталости, мышцы оцепенели, и не могла она больше бежать.

Рассеянно оглядевшись вокруг, только теперь она стала различать деревья, скалы, увидела шлемы гор, обступивших долину, услышала журчанье ручья.

Подойдя к воде, опустила лицо в холодные струи и жадно стала пить. Сколько же часов она бежала?