Друзья поневоле - [29]
Наиболее вредными для края русские чиновники считали проживавших в нем индусов[313]. Причина была в их открытом занятии ростовщичеством, ярко описанном Садриддином Айни[314]. В унисон с ним сообщает об увиденном и услышанном в Бухаре слывший антисемитом новеллист Всеволод Крестовский: «…задумчивые индусы из Шикапура… жесточайшие ростовщики, даже гораздо хуже евреев, хотя смотрят такими покорными тихонями… но не дай Бог никому попасть в когти этим смиренным вампирам»[315]. Несколько сибирских казаков, находившихся в кокандском плену в 1849–1852 годах, отметили после своего возвращения, что индусы большей частью занимаются ростовщичеством, а евреи – крашением[316]. Владимир Вельяминов-Зернов в 1856 году тоже отмечал, что в Коканде основным занятием индусов является отдача денег в рост[317]. Исследовавший экономику Ташкента сразу после его завоевания Василий Кузнецов также подчеркнул их занятие ростовщичеством[318]. А Верещагин тогда же отметил: «…индусы самые ужасные ростовщики в мире»[319].
Поэтому, несмотря на поддержку индусами русского завоевания, они не получили статуса туземцев. Более того, ссылаясь на выдачу ими ссуд под высокий процент – до 150 % годовых, Кауфман в октябре 1877 года добивался запрещения индусам владеть недвижимым имуществом свыше шести месяцев, т. е. свыше такого же срока, какой распространялся на евреев за пределами черты оседлости. Он также хотел ограничить их права кредиторов в отношении движимого имущества дехкан[320]. Но эти предложения не нашли поддержки в Петербурге, и тогда в том же году Кауфман собственной властью запретил индусам покупать землю, брать ее в залог, арендовать, забирать недвижимость за долги. С должников им разрешили взыскивать не более трети получаемого теми дохода[321]. Индусам удавалось обходить эти запреты, и поэтому в 1878 году Кауфман уже приказал выселить их за пределы края, дав годичный срок для ликвидации всех дел. Бо́льшая часть индусов были вынуждены покинуть Туркестан в 1879 году[322]. Те же, что остались в крае, продолжали заниматься выдачей ссуд под большие проценты[323]. Поскольку местные товары были малопривлекательны для Индии, в основном из-за большой транспортировочной стоимости, то вырученные в результате ссудных операций средства переводились туда через Москву с помощью давних коммерческих партнеров индусов – бухарских евреев. На эти средства в Индии закупались для Средней Азии индиго, опиум, шали и тонкая ткань – муслин[324].
Описанные выше распоряжения Кауфмана завершили деление бухарских евреев в России на три категории в правовом отношении. В первую вошли бухарские евреи, имевшие статус туземцев. Им было предоставлено право свободного и постоянного проживания в Самаркандской, Сырдарьинской и Ферганской областях. Они, наряду с туземцами-мусульманами, получили право свободного выбора занятий и приобретения недвижимого имущества повсеместно в крае[325]. Из-за запутанности законодательства в отношении евреев вообще, а в отношении бухарских – особенно, евреи данной категории в качестве туземцев пользовались правами жительства и приобретения недвижимых имуществ во внутренних российских губерниях наравне с туземцами-мусульманами[326].
На неясность этого момента указывает запрос о соответствующих разъяснениях в Военное министерство, сделанный канцелярией туркестанского генерал-губернатора в августе 1910 года, во время рассмотрения статусов бухарских евреев[327]. На запрос был получен ответ, что центральные власти относятся к туземным евреям как к туземцам и поэтому им предоставляется право беспрепятственно проживать и приобретать недвижимость повсюду наравне с коренным населением империи[328]. При этом Генеральный штаб заверял туркестанскую канцелярию, что вопрос о приобретении недвижимости евреями данной категории будет рассмотрен в проектируемом Министерством внутренних дел новом общем законе о евреях[329], а тем временем туземные евреи продолжали проживать во внутренних областях России, включая столичные города, и приобретать там недвижимое имущество[330]. Попутно отмечу любопытный факт: Военное министерство как бы намекало на грядущие ограничения для этой категории евреев по готовившемуся пересмотру, в то время как Министерство внутренних дел в тот же период в ответ на многочисленные общественные требования смягчить российские законы о евреях успокаивающе обещало как раз либеральный их пересмотр.
В сравнении с алжирскими евреями, получившими французское подданство, обеспечивавшее полное равноправие, только спустя четыре десятилетия после завоевания Алжира, и то по инициативе французских общественных деятелей – евреев[331], бухарские евреи Туркестана получили русское подданство сразу. Благодаря усилиям первого генерал-губернатора края на них был распространен туземный статус, обеспечивавший им почти полное равноправие с христианами и туземными мусульманами[332]. В России равноправия с христианами не имели ни евреи черты оседлости, ни евреи Кавказа и Закавказья. Первым позволялось селиться за пределами черты оседлости только при наличии определенных занятий. В самой же черте также существовали местности, куда их не допускали. Еще хуже было положение горских и грузинских евреев. Согласно высочайше утвержденному 3 марта 1862 года Положению Кавказского комитета, приписанные к городским обществам Кавказского и Закавказского края 266 семейств местных евреев имели право жительства лишь в городах своей приписки
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В монографии освещаются ключевые моменты социально-политического развития Пскова XI–XIV вв. в контексте его взаимоотношений с Новгородской республикой. В первой части исследования автор рассматривает историю псковского летописания и реконструирует начальный псковский свод 50-х годов XIV в., в во второй и третьей частях на основании изученной источниковой базы анализирует социально-политические процессы в средневековом Пскове. По многим спорным и малоизученным вопросам Северо-Западной Руси предложена оригинальная трактовка фактов и событий.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
"Предлагаемый вниманию читателей очерк имеет целью представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий от того далекого начала, с какого идут исторические свидетельства о жизни этой части нашего великого отечества. Свет истории озарил этот край на целое тысячелетие раньше, чем забрезжили его первые лучи для древнейших центров нашей государственности. Связь Крыма с античным миром и великой эллинской культурой составляет особенную прелесть истории этой земли и своим последствием имеет нахождение в его почве неисчерпаемых археологических богатств, разработка которых является важной задачей русской науки.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.