Другой Зорге. История Исии Ханако - [99]

Опасения Ханако подтвердились: издательство не решилось опубликовать послесловие Камэяма. Возможно, это было связано еще и с тем, что именно в эти дни полным ходом шли советско-японские переговоры по завершению состояния войны и полнообъемному восстановлению отношений во всех областях двусторонней жизни. Разумеется, это привело к энергичной активизации японских коммунистов и социалистов, но в то же время резко ожесточилось и сопротивление местных правых, которые как раз начали набирать силу, пользуясь молчаливой поддержкой властей, видящих в них средство противостояния «коммунистической угрозе». Издательство не хотело рисковать, и Исии Ханако прекрасно понимала эту позицию.

10 сентября 1956 года вышла вторая книга воспоминаний Исии Ханако. Она называлась «Всю любовь я отдаю вам. Человек по имени Зорге». Газеты не анонсировали ее издание, но одновременно в продаже появился «шпионский» спецвыпуск «Еженедельного журнала» под общим заголовком «Улыбка погибающей страны. От Зорге к Растворову»[68], и определенного, пусть и небольшого, покупательского ажиотажа добиться удалось.

Сразу после публикации книги Ханако заказала в издательстве необходимое ей на первое время количество экземпляров и, когда Камэяма устроил у себя дома «презентацию для своих», подарила по книге Каваи, Хоцуки, каждому из участников Общества помощи, представителям издательства, журналистам из газет, радио и группе писателей. А 9 октября она получила неожиданное послание от Кадзами Акира, занимавшего пост министра юстиции в начальный период процесса по делу группы Зорге.

Теория смерти

После войны Кадзами стал депутатом, причем левого толка, и одно время даже занимал пост вице-президента Общества японо-советских связей. В письме он благодарил за полученную недавно им книгу (неизвестно, когда и при каких обстоятельствах автор ее ему отправила) и, вдохновленный прочитанным, делился собственными воспоминаниями по делу Зорге. Исходя из того, что он написал, следовало, что основная ответственность за смертный приговор лежала на председателе судейской коллегии Такада Тадаси (к 1956 году он уже покинул наш мир). По версии Кадзами, который, напомним, в то время являлся министром юстиции, судья Такада едва ли не по собственной инициативе вернулся из командировки в Европу, где он находился во время ареста советских разведчиков, чтобы участвовать в расследовании «Дела Одзаки — Зорге», ведь Одзаки был его однокурсником по Токийскому университету. Возможно, в молодости между ними, что называется, пробежала черная кошка, но, если верить Кадзами, оказавшись на родине, Такада охотно взял на себя обязанности главного судьи на процессе. При этом тот же Кадзами охарактеризовал Такада как человека, чья семья пострадала от действий властей, а потому проявлявшего сильную тягу к оппозиции. То, что сама мысль о назначении председателем судейской коллегии на процессе по делу коммунистических агентов судьи-оппозиционера звучит несколько странно, Кадзами, кажется, нисколько не смущало. Развивая эту мысль дальше, экс-министр утверждал, что Такада с самого начала считал, что дело Одзаки сфабриковано, и о таком его мнении было известно и в суде, и в министерстве юстиции, и в министерстве внутренних дел и, конечно, в Генеральной прокуратуре. Такада говорил об Одзаки как о своем друге молодости и тогда, когда докладывал министру о «патетической готовности» взять это дело. Кадзами в письме к Ханако не стал уточнять, что за время процесса состав коллегии сменился не менее четырех раз и Такада стал не первым, а последним ее председателем. Мало того, «оппозиционер» и «левак» Такада Тадаси, «сочувствовавший подсудимым», стал единственным японским судьей за все годы войны, отправившим несчастных подследственных на виселицу.

Кадзами писал, что сразу после вынесения приговора Такада пришел к нему, чтобы «объяснить ход суда и суть вердикта». Кадзами ссылался на то, что, не будучи юристом[69], сразу же забыл название изложенной Такада теории, но суть ее заключалась в том, что приговор должен выноситься в исключительном варианте: если подсудимый невиновен, он освобождается от ответственности; если суд признает его вину, он наказывается по максимально строгому варианту, предусмотренному законом.

Таким образом, в зависимости от понимания сути обвинения, Одзаки (как и Зорге, и все остальные) либо должен был выйти на свободу, либо его ждал самый суровый приговор. Изложенная Такада теория удивила Кадзами. До того времени он считал, что в случае признания своей вины подсудимыми приговор должен быть мягче, а уж если была подана апелляция, вынесение смертного приговора необходимо было и вовсе отменить. К тому же сам судья Такада в ходе процесса заявлял, что, по его мнению, оба подсудимых — и Одзаки, и Зорге — являли собой пример людей долга и были настоящими гуманистами и их достойное поведение произвело на него самое глубокое впечатление. В результате оба — и Одзаки, и Зорге поднялись на эшафот по воле того же судьи Такада.

Пока Ханако размышляла о столкновении характеров столь разных людей, как Кадзами, Такада, Зорге и Одзаки, подошел ноябрь — время посещения могил в очередную годовщину казни героев. 20 октября на очередном совещании членов общества дома у Камэяма он доложил, что за это время совместными усилиями уже удалось собрать 50 тысяч иен. Памятник, который хотела поставить Ханако, стоил 70 тысяч. В ходе одного из предшествующих совещаний члены общества пришли к выводу, что правильно будет поставить рядом с могилой Зорге и памятник в честь его товарищей. За него в мастерской запросили 15 тысяч и, следовательно, в общей сложности для установки мемориала не хватало 35 тысяч иен. Подведя итоги, Камэяма сказал, что возьмет на себя хлопоты по сбору оставшейся суммы, за что все присутствовавшие, а особенно Ханако, были, разумеется, ему очень признательны. Собравшиеся там же через шесть дней 17 членов Общества посещения могил Одзаки — Зорге обсудили новую книгу Ханако (конечно, все высказали о ней лестные мнения), подбодрили ее и приступили к разговору об установке мемориала. Решили следующее: с лицевой стороны написать имя «Рихард Зорге» на немецком и японском языках, а с обратной стороны выгравировать надпись: