Другой Зорге. История Исии Ханако - [86]

Беседа «под саке» затянулась до вечера. Писатель пригласил писательницу в другую комнату, устроенную уже по-европейски — со множеством книжных шкафов и диваном. Супруга мэтра подала еще саке, затем заказанный из ресторана ужин, а когда закончился и он, собственноручно приготовленные блюда. Лишь после этого она присоединилась к ним сама. Тут подошел еще один гость — Хасимото Эйкити, конечно, тоже литератор, во время войны служивший сапером и обращенный войною же в социалистическое мировоззрение, успешно дебютировавший в 1946 году новеллой «Вершина Фудзи». Теперь Ханако оказалась не писательницей, а в первую очередь женщиной: мужчины поудобнее уселись на диван и принялись обсуждать свои рабочие вопросы, уже полностью сосредоточившись на саке и перестав обращать внимание на дам. Лишь когда разговор двух мэтров был завершен, о Ханако вспомнили и проводили до станции Икэбукуро, откуда она и отправилась домой. Привыкшая быть фоном для мужских разговоров, бывшая хостес и не думала обижаться, тем более что у нее появилась новая цель, о достижении которой она не переставала размышлять, даже когда остальные забывали о существовании самой Ханако. Правда, Татэно денег так и не дал, но госпожа Исии не собиралась сдаваться.

Уже в октябре она получила гонорар в размере десяти тысяч иен за публикацию в «Дамском клубе» и, невероятно воодушевленная, посетила адвоката Асанума. Она преподнесла ему журнал и рассказала о своей идее собрать деньги на памятник Зорге с помощью пожертвований. К концу месяца и адвокат, признавший идею замечательной, внес свои пять тысяч иен. Объединив их с полученным гонораром, Ханако сразу же заказала гранитную ограду[62] могилы. Ее установили уже 3 ноября. А на следующий день самоотверженная женщина побывала на встрече писателей, среди которых присутствовали заметные фигуры того времени: Хосода Гэнкити, Самукава Котаро, Танабэ Моити. После заседания, как обычно, состоялся фуршет с выпивкой, и Самукава-сэнсэй поделился своими впечатлениями по поводу книги «Зорге как человек»[63]. Впечатления оказались не самыми восторженными. По выражению писателя, «ничто в книге его особенно не восхитило», за исключением одной сцены, которая заставила его не то что восхититься, а даже заплакать: та, где Зорге хотел излить Ханако душу, но так и не смог открыться. Прозвучало это неоднозначно, тем более что в конце своего монолога совсем опьяневший литератор вдруг заметил, что «Зорге умер, а вы-то живы…». Тут уж настал черед рыдать Ханако, которую вся пишущая братия дружно бросилась успокаивать. Самукава опомнился, и принялся заглаживать свою вину. В результате, как это часто бывает на подобного рода веселых вечеринках, все подружились друг с другом еще больше и, опять же — по одной из японских традиций, предписывающей менять в течение одного вечера несколько питейных заведений, отправились «проверять» один бар за другим. Места эти были хорошо знакомы собравшимся литераторам, в барах и кабачках-идзакая района Синдзюку знали и их самих: прямолинейного Самукава Котаро, Фукуда Киёто, Хотака, Танабэ, Мисоко и других. Слезы Ханако давно высохли, и она чувствовала себя на вершине блаженства в окружении сливок писательского общества, где все ее подбадривали, утешали и всячески давали понять, что она — равная, она — одна из них.

На могилу Зорге в день его казни, 7 ноября, Исии Ханако пошла одна. На этот раз там не было цветов и следов чужого присутствия, и следующие полтора месяца прошли тихо. 18 декабря ее пригласил в гости Татэно Нобуюки, и они встретились в уже знакомой ей европейской гостиной. Пока они разговаривали, жена писателя принесла книгу пожертвований, и Ханако убедилась, что Татэно сдержал свое слово, выделив на памятник Зорге пять тысяч иен.

Как и в прошлый раз во время их разговора появилась незнакомая женщина, но теперь не курьер из издательства. Татэно-сэнсэй представил даму как вдову писателя Катаока Тэппэй. Ее муж умер в 1944 году, как и Зорге, но в отличие от последнего он отказался от своих идеалов. Являясь в прошлом членом движения «Пролетарская литература», он был арестован за коммунистические взгляды, но после годичного заключения публично отрекся от прежних убеждений и с профессиональной точки зрения полностью переквалифицировался на эротику и бульварные романы. Теперь его вдова коротко обсудила какое-то дело с Татэно и вскоре ушла. А следом попрощалась с хозяином и Ханако. На улице она вновь увидела ту женщину — она дожидалась трамвая на остановке, и дамы разговорились. Выяснилось, что обе живут в одном направлении, и им приятно было скоротать время в транспорте за беседой, хотя обе отдавали себе отчет в том, насколько по-разному их мужья повели себя перед лицом смертельной опасности. Прошло время, все изменилось, теперь они были просто вдовами, и, кажется, у них должно было быть много общего, но в разговоре стало понятно, что это не так. Вдова Катаока пыталась свести концы с концами, и Татэно предоставил ей работу в своей литературной школе. Мысли женщины были направлены только на то, чтобы выжить. Ханако тоже вынуждена была искать источники существования, но все же главным для нее давно уже стал вопрос не собственного выживания, а дело памяти Рихарда Зорге. И вдруг события изменились так резко, что о памятнике разведчику пришлось забыть.