Другой Зорге. История Исии Ханако - [88]

Растерянная, Ханако напряженно думала, где достать денег и, не желая обращаться к кому-то на стороне (где и так уже все, кто мог, жертвовали на обустройство могилы Зорге), написала отцу. В ее памяти он остался невероятно жадным, алчным человеком, но со слов родственников она знала, что долгое нахождение в секте Тэнри-кё изменило его к лучшему. Говорили, что он стал добрее и даже щедрее, но поможет ли он ей — дочери, которая, по сути, сама давно отказалась от него? Обратиться к нему — не самое простое решение, но других вариантов Ханако не нашла и написала письмо на родину. Ответ отца оказался скорым и радостным: «Ханако-сан, из-за болезни вы верно в затруднительном положении, и я тоже испытываю сложности в связи с большими налогами на дома. Посылаю вам пять тысяч иен. Хорошенько помолюсь за вас богам». К денежному переводу прилагался лист бумаги, на котором отчетливо были выведены какие-то напоминающие заклинание иероглифы. Ханако не смогла их прочесть, но в этом не было ничего необычного: в написании буддийских и синтоистских молитв часто используются устаревшие или редкие для японского языка знаки, которые неспециалистам, даже японцам, бывает непросто разобрать. Главное, что отец ответил и, несмотря на то что ему принадлежало около тридцати домов, за которые приходилось платить огромный налог, он все же смог выделить для дочери пять тысяч иен — примерно двухмесячную плату за лекарства. Ханако обрадовалась и, перечитывая письмо, пришла к неожиданному выводу: если она все же не выздоровеет и почувствует, что умирает, то обязательно попросит денег еще и на собственные похороны.

К марту средства на лечение закончились. Несмотря на то что она пока не собиралась умирать, Ханако еще раз написала отцу. На этот раз он ничего не ответил, выкручиваться предстояло самой. Снова и снова перебирая все возможные варианты, Ханако вдруг вспомнила слова Зорге. Как ни старалась, она не могла припомнить, когда именно это произошло и при каких обстоятельствах, но однажды он сказал: «Если меня не станет и вы будете в очень тяжелом положении, идите в русское посольство и скажите: “Дайте немного денег за книгу Зорге”». Что это была за книга и почему в советском посольстве должны были за нее заплатить, женщина не знала, но в том, что такая книга существует, не сомневалась: раз Зорге сказал — значит, так оно и было. Она даже спросила об этом у адвоката Асанума во время первой встречи с ним, но тот ответил, что ничего об этом не слышал, и пообещал навести справки в советском полпредстве, после чего, конечно, совершенно спокойно забыл о своем обещании. Ханако тогда тоже не слишком волновала эта тема, но сейчас было совсем другое дело. Книга и русские, которые могут за нее заплатить, спасли бы ее жизнь.

Ханако уже совсем было собралась идти, как прочла в газетах, что 5 марта в Москве умер советский лидер Иосиф Сталин. Японские средства массовой информации сообщали о серьезных переменах в советском руководстве, а число людей, желающих посетить советское представительство в Токио и выразить соболезнования по поводу смерти Сталина, было настолько велико, что выстроилась очередь, и уже запланированный визит пришлось отложить. Однако к 19 марта ситуация с оплатой лекарств стала безвыходной, и Ханако отправилась на холм Мамиана, вспоминая, как не раз проезжала мимо ворот советского полпредства с Зорге.

На душе у нее было тяжело. Не только из-за плохого самочувствия и не только потому, что приходилось выступать в качестве просительницы перед незнакомыми людьми, но прежде всего из-за того, что она прекрасно помнила об абсолютном молчании Советского Союза относительно дела Зорге. Ни когда «Рамзай» был арестован, ни когда он был казнен, советские власти не проронили ни слова, и это убийственное молчание отдавало холодным равнодушием к человеку, который умер не только ради мира во всем мире, но и ради победы конкретной страны, своей родины в прошедшей страшной войне.

Ханако шла в представительство, не зная толком, как сформулировать то, что она хочет сказать. Но и не поехать она уже не могла. Надев медицинскую маску, захватив с собой заключение о болезни и купив по пути букет цветов в качестве знака соболезнования советскому народу в связи с кончиной Сталина, Ханако подошла к проходной. Поклоном она поздоровалась с охраной, и ее без всяких вопросов впустили внутрь, в большой холл. Помимо нее, других японцев внутри не было, а иностранцев — всего три или четыре человека.

Набравшись смелости, женщина подошла к окошечку приемной и представилась: «Меня зовут Миякэ Ханако, я японская возлюбленная немца Рихарда Зорге», но едва она перешла к сути дела, как к ней немедленно подлетел высокий и худощавый советский юноша и провел внутрь. Там, в переговорной, стоял большой стол, имелся диван и стулья. Ханако поняла, что молодой человек не очень хорошо, но все же говорит по-японски, и коротко передала ему суть дела: рассказала о книге и о своей болезни. Тот непрерывно все записывал, но вопросов не задавал. Лишь в конце посмотрел предъявленную медицинскую справку и попросил, чтобы женщина написала свой адрес на конверте. Сделав это, Ханако передала молодому человеку букет цветов, получила от него заверение, что по ее делу будет направлен запрос в Москву, и… что ей надо немного подождать. С этим Ханако и вернулась домой, а 21 марта, в день весеннего равноденствия, как обычно, отправилась на кладбище Тама.