Другой в литературе и культуре. Том I - [112]

К театральным символам можно отнести безымянность, а также смену (утрату) имени. Но этот семиотический ряд вписывается в более широкое смысловое поле.

Театр – лишь внешний семантический слой, актуализируемый знакомством Протагониста и Другого. Игра оборачивается более серьезными последствиями: социальная маска не выдерживает натиска Другого, испытывая страх и ужас перед фигурой Тени, в нем воплощенной. В соответствии с теорией архетипов К. Г. Юнга Тень хранит и манифестирует все ненавидимое в себе самом и в других, отторгаемое и как будто подлежащее уничтожению. В действительности она прячет это от разума, требуя осознания и интеграции в целостное «я» для достижения полноценной жизни.

Во всех фильмах-диалогах Тень загоняет Протагониста в ситуацию Лабиринта, прежде всего ментального. На обыденном языке это передается выражениями «запутанное дело», «непонятно, где выход», «я дезориентирован», «я в тупике». Как заметил Ж. Лакан, сюжет Лабиринта актуализируется в ситуации тревоги и страха, «дыры» в ткани сознания и бессознательного[577]. И, подобно тому как пугающая фигура Другого воплощает не замечаемую Протагонистом часть его собственной личности, тревожащая и мрачная обстановка символизирует духовный ландшафт одного или обоих участников диалога-поединка.

В логике движения по Лабиринту выстраивается основной сюжетный и содержательный «нерв» фильма-диалога. Психологический театр превращается в триллер, поскольку в большинстве фильмов реализуется архетип агрессивного (смертельного) Лабиринта, таящего угрозу гибели для героя (в ряде случаев герой гибнет). В соответствии с логикой Лабиринта как сферы бессознательного действие большинства фильмов разворачивается в темноте или в ночное время суток, реже – на исходе ночи («Проснись и умри»), в замкнутом пространстве, вызывающем настороженность или страх (лес, подвал, подземелье и т. д.). В некоторых картинах пространственный образ Лабиринта воплощается буквально: в «Игре на вылет» Майло Тиндл, гость писателя Уайка, вначале попадает в настоящий садовый лабиринт; в «Русском ковчеге» Эрмитаж с его коридорами, переходами, лестницами, поворотами и боковыми галереями (фильм снят как непрерывное движение по ним без монтажной склейки) выглядит настоящим лабиринтом; лес, по которому Никто ведет Уильяма Блейка, аналогичен лабиринту, где выбор неверного направления грозит гибелью; в «Стальных дверях» загадочное помещение оказывается серией комнат-тупиков и т. д. В «Ампире» образ Лабиринта изощреннее – он звуковой; звуки в темноте соответствуют бесконечным галереям и переходам, которыми начинается фильм «Страна в шкафу».

В соответствии с мифологическим критским Лабиринтом в нем скрывается Минотавр, а спасение приносит Проводник. Не случайно в начале допроса Следователь из «Страны в шкафу» говорит Писательнице: «Вы должны быть искренни, и на этом пути я ваш помощник, философ и проводник». В «Мертвеце» Никто обещает доставить Уильяма Блейка к цели через лес. Важно, что в фильмах-дуэтах Минотавр и Проводник – почти всегда одно и то же лицо. В Другом, таким образом, совмещаются противник (чудовище) и спаситель.

Амбивалентность Другого заставляет Протагониста всегда быть начеку. Другой способен перевоплощаться, играть на ожиданиях и страхах противника, он знает его уязвимые места подобно охотнику, преследующему жертву (аналогия с архетипом Тени Юнга). В пределе Другой – это убийца.

На первый взгляд, перед нами неразрешимое противоречие. Между тем, вынуждая Протагониста обратиться к чему-то важному, спрятанному в глубинах сознания (Тень), Другой призывает отказаться от иллюзорных представлений ради восстановления связи со своим глубинным «я». Обретение этой связи превращается в смертельный поединок со Сфинксом, а возможные физические действия (потасовка, драка) – лишь материализация борьбы ментальной и духовной.

Но поединок с Другим – это и своеобразное сотрудничество. В большинстве фильмов оно интерпретируется как осознание, припоминание того травматического события в жизни, которое создало лакановский «разрыв». В фильмах-диалогах, созданных до 2000‐х годов, этот процесс разворачивается в юнгианский сюжет об индивидуации как собирании/интеграции всех содержаний личности, их переструктурировании для достижения целостности. При этом смерть в символическом пространстве фильма-диалога становится предфинальным этапом индивидуации и возможным исходом при неудаче.

Тьма Лабиринта, ментального и пространственного, семантически связана с сюжетами о загробных странствованиях души и нисхождении в царство мертвых. Но если мифологический герой (Гильгамеш, Одиссей-Улисс, Тезей, Орфей) надеялся обрести в подземном мире высшее знание и бессмертие, то в погребальных обрядах символический Лабиринт должен помешать душе покойника вернуться на землю и причинить вред живым. Не случайно первое, что утрачивает заблудившийся в лабиринте, – память. В этом состоит охранная функция Лабиринта[578].

В мифологии с царством Смерти соседствует царство Сна. Танатос и Гипнос – братья-близнецы, а сон в психоанализе и аналитической психологии связан с погружением в бессознательное и влечет если не полную утрату памяти, то смещение ее границ, попадание в мир, существующий по иным законам. В одних сюжетах Протагонист не может самостоятельно вспомнить, как он попал в Лабиринт («Стальные двери», «Проснись и умри», «Русский ковчег»), в других – события развиваются в логике ночного кошмара или абсурда («Мертвец», «Страна в шкафу»), но в диалоге нащупывается какая-то иная логика, актуализируется память о более давних событиях. Уход/выпадение из мира живых актуализирует «реставрацию» духовных смыслов через осознание глубинных пластов бытия и отказ от профанной памяти «das Man». Так, в «Русском ковчеге» закадровый голос автора-собеседника сообщает у входа в Зимний дворец: «Не помню, как это произошло, помню только, что случилась беда…» Далее следуют ожившие картины из грандиозного прошлого империи. В фильме «Мертвец» Никто уверен, что Уильям Блейк просто забыл о своих дарованиях поэта и пророка, и успокаивает его: «Ты умер, тебе нечего бояться». В «Ло» юноша ищет возлюбленную, как Орфей Эвридику, вызывая духа из бездны, в котором не может узнать ее. В других картинах образ подземного царства Теней и Смерти дан опосредованно.