Другое имя. Септология I-II - [60]

Ты называешь ее просто Сестра? – говорю я

и думаю, с какой стати я об этом спрашиваю

Ну да, говорит Аслейк

Я всегда называю ее просто Сестра, говорит Аслейк

Так-так, говорю я

А зовут ее Гуро, говорит Аслейк

Так-так, говорю я

Ну да, Гуро, говорит он

и мы оба умолкаем

Да ты заходи в дом, говорю я

и Аслейк благодарит, входит в коридор, а я подзываю Браге, и он вбегает в коридор, останавливается и отряхивается, снег летит во все стороны, я затворяю дверь, а Аслейк говорит, что не может зайти в комнату, или в мастерскую, или как уж там ее назвать, сапоги-то в снегу, и, если можно, он скинет их и выберет картину уже сегодня, вот было бы хорошо, и я говорю, конечно, заходи, я всегда тебе рад, а Аслейк говорит, что охотно снимет и теплый комбинезон, хоть это и малость хлопотно, так он говорит, снимает сапоги и меховую шапку, расстегивает молнию на груди теплого комбинезона, начинает выбираться из него и говорит, что с этой одежей много мороки, зато тепло, это уж точно, говорит он

А Сестру мою зовут Гуро, говорит Аслейк

Ну да, говорю я

и думаю, удивительно, ведь и ту, к которой я заходил в Бергене и у которой ночевал Браге, тоже зовут Гуро, а имя-то не самое распространенное, хотя, возможно, в свое время в провинции было вполне обычным, думаю я

А собаку зовут Браге, говорю я

Вот шельма, говорит Аслейк

и опять тянется рукой к Браге, и тот подходит к Аслейку и раз-другой лижет ему руку, а Аслейк немного ерошит ему шерстку, и они уже друзья

Браге, Браге, говорит Аслейк

и добавляет, что коли понадобится присмотреть за собакой, то он с радостью, а я думаю, что вообще-то удивительно, что Аслейк все эти годы поминал только про Сестру и никогда про Гуро; мы проходим в комнату, и Аслейк говорит, что очень уж тут холодно, впору сызнова надеть теплый комбинезон, говорит он, почему я не затопил печь? у меня же полно дров в Пристройке, минувшим летом он привез целую гору, и мы вместе сложили их в Пристройке, хорошие сухие березовые дрова, и множество мелких чурочек да стружки на растопку, говорит он, а теперь вот печка не топлена, хотя в Пристройке полно дров, да и дровяном ларе тоже полно поленьев, как он видит, и чурочек и стружки, похоже, со мной вовсе плохо дело, коли я сижу и мерзну, вместо того чтоб затопить печку, говорит Аслейк, и я не знаю, что сказать, надо бы, поди, как-нибудь оправдаться, но что тут скажешь? ну почему я не растопил печку? да просто потому, что слишком устал, думаю я, вот так и надо сказать

Я так устал, что сразу прилег, говорю я

А-а, тогда понятно, говорит Аслейк

Только приехал и опять в Берген, три поездки за один день да обратный путь наутро, надо думать, устал, говорит он

Да, говорю я

Как вернулся, сразу лег на лавку, укрылся одеялом, и собака устроилась рядышком, так что я не мерз, говорю я

Коли завернешься в хорошее одеяло, так легко не замерзнешь, говорит Аслейк

и добавляет, что телесное тепло каким-то образом сохраняется в одеяле и человек не мерзнет, но раз уж я устал, он сам затопит печку, говорит он, и я вижу, как Аслейк открывает топку, кладет туда дрова, а я выхожу на кухню и вижу на столе те шесть пакетов, что привез вчера, я ведь уехал в Берген, даже не выложив покупки, думаю я, надо быстренько убрать все на место, пакетов-то на столе вон сколько, надо поскорее убрать ребрышки и рыбу, что принес Аслейк, в кладовку под мансардной лестницей, как обычно, но это не к спеху, в кухне холодно, и ребрышкам и лютефиску ничего не сделается, думаю я и ставлю Аслейковы пакеты на стол, рядом с остальными, стало быть, теперь там не меньше восьми пакетов, думаю я, возвращаюсь в комнату и вижу, что печная топка открыта, а Аслейк стоит и смотрит в огонь

Сразу разгорелось, говорит Аслейк

Вскорости станет тепло, говорит он

подносит руки к печке и говорит, что она уже пышет жаром

Тебя, поди, знобит, иди погрейся, говорит он

а, мне и правда немного знобко, и я иду к Аслейку, становлюсь рядом с ним у печки, подношу к ней руки и чувствую, как их приятно обвевает теплом, они сильно замерзли, я чувствую

Скоро и в комнате маленько потеплеет, говорит Аслейк

Браге тоже прибежал и улегся возле печки, а я все стою, не говоря ни слова

Можно мне поглядеть на картины, выбрать подарок для Сестры? – говорит Аслейк

Да, говорю я

и Аслейк отворачивается и говорит, что штабель готовых больших картин стал эвон какой большой, маленьких-то куда меньше, говорит он, значит, маленьких я писал меньше обычного, говорит он, а я говорю, что вроде бы так и есть, не знаю почему, просто так получилось, говорю я, и Аслейк говорит, что этак часто бывает, как получается, так и получается, говорит он, и мы оба стоим у печи, и я чувствую, как по телу расходится приятное тепло, а Аслейк повторяет, что в нынешнем году хочется ему картину побольше, по той или иной причине раньше я всегда дарил ему одну из маленьких, оно конечно, чтобы прожить, я должен экономить, ведь и тюбики с краской, и холст достаются мне не задаром, и, само собой, за большие картины платят больше, чем за маленькие, он все это понимает, но уже много лет очень хотел подарить Сестре одну из картин побольше, однако я всегда подводил его к штабелю с маленькими картинами и показывал ему их, а он рассматривал и выбирал одну, а если не мог выбрать, то я вытаскивал несколько картин и выкладывал в комнате на обеденный стол, но всегда маленькие, а стол этот изначально обеденный, хотя, строго говоря, уже много лет его таким не назовешь, никто за ним не обедает, потому что там лежат тюбики с красками, кисти и карандаши, молоток и гвозди, пила, ветошь, лоскутья и всякая всячина, ему вообще непонятно, как я умудряюсь что-то находить в этаком кавардаке, у меня же есть хороший длинный кухонный стол, который стоял в доме много-много лет, задолго до того, как мы с Алес тут поселились, еще при жизни старой Алисы, говорит Аслейк, кстати, и обеденный стол в ту пору уже был, да и прочая мебель тоже, мы мало что поменяли, ведь в конце концов и круглый стол с двумя стульями по-прежнему стоит у окна, как стоял при старой Алисе, и лавка та же, и стоит она в том же углу, как раньше, говорит Аслейк, и наступает тишина