Другое имя. Септология I-II - [58]

Шрифт
Интервал

Скоро в Кооперативе покупателей-автомобилистов будет больше, чем пешеходов, говорит Отец

Да, пожалуй, говорит Мама

И мы бы могли путешествовать, говорит она

Могли бы съездить в Хёугаланн, и на Хисёй, и в Вику, чтоб родителей моих проведать, говорит она

И братьев-сестер, и кузенов, говорит она

Да, говорит Отец

и умолкает

Купить машину удовольствие дорогое, говорит он немного погодя

Ты вон сколько работаешь и наверняка должен кое-что зарабатывать, и коли у других есть средства на машину, то у нас, поди, тоже найдутся, говорит она

Лодки нынче упали в цене, народ теперь большей частью покупает пластиковые лодки, с пластиковой лодкой меньше возни, так что деревянные лодки продать все труднее, во всяком случае по приемлемой цене, да и за фрукты выручка не ахти, цены и тут упали, привозных-то фруктов стало куда больше, говорит Отец

Но ты так много работаешь, постоянно чем-нибудь занят, говорит Мама

а потом она говорит, что другие люди работают куда меньше его, однако ж и водительские права имеют, и машины, говорит она

Права тоже бесплатно не раздают, говорит Отец

и оба опять умолкают

Но рано или поздно мы, конечно, купим машину, говорит Отец

Очень надеюсь, говорит Мама

Было бы здорово, говорит Отец

а я уже миновал усадьбу Аслейка, дорога, как всегда, хорошо расчищена, ведь чуть снегопад, Аслейк тотчас садится на трактор, думаю я, и до чего же хорошо вернуться домой, к родному очагу, думаю я и сворачиваю с шоссе на дорогу к дому, Аслейк и ее расчистил, думаю я, ведь чуть снегопад, Аслейк на своем старом тракторе мигом тут как тут, расчищает дорогу, я останавливаюсь во дворе, сижу в машине, делаю глубокий выдох и думаю, что все-таки хорошо вернуться домой, на Дюльгью, в мой милый старый дом, думаю я, выхожу из машины, открываю заднюю дверцу, беру на руки Браге и ставлю его в снег, а он скачет вокруг, потом поднимает лапу, выпускает желтую струю, и черная дыра от нее ярко выделяется на белом снегу, а Браге, покончив с этим, снова скачет в пушистом снегу, я зову его, и он замирает, вызывающе глядя на меня, а я думаю, что наконец-то у меня есть собака, и говорю: идем, Браге, и он подбегает ко мне, я захожу в дом, а Браге за мной, я иду в комнату, потом на кухню, Браге по-прежнему за мной по пятам, я наливаю воды в миску, ставлю ее в угол за дверью в коридор, и Браге тотчас бежит туда и жадно пьет, а я беру еще одну миску, отрезаю ломоть хлеба, разламываю на мелкие кусочки, кладу их в миску и ставлю ее рядом с первой, и Браге сразу принимается за еду, жадно ест, стало быть, он и пить хотел, и проголодался, думаю я, смотрю на миску с водой и вижу, что Браге выхлебал всю воду, снова наполняю миску, ставлю ее на пол и вижу, что в миске с едой тоже пусто, отрезаю еще ломоть хлеба, крошу в миску, но теперь Браге только нюхает хлеб и воду, но ни пить, ни есть не хочет, и я иду в комнату, Браге за мной по пятам, а я стою, глядя на картину с двумя пересекающимися полосами, даже сейчас, в разгар дня, здесь лишь полусветло, или полутемно, или как уж там можно сказать, думаю я и вижу, что картина светится, да, невзирая на полутьму, кажется, будто чуть не вся картина светится, уму непостижимо, и в этот миг я вдруг осознал, что этими двумя полосами что-то нащупал и действительно написал хорошую картину, на свой лад, на свой собственный лад, и знаю, что больше с ней ничего делать не надо, и думаю, что все-таки продам ее, но по низкой цене, по чересчур низкой цене, хотя вполне возможно, это одна из лучших картин, какие я написал, одна из картин, где больше всего света, а еще думаю, что оставлю эту картину себе, ведь если я ее продам, она исчезнет где-нибудь, пропадет, может, ее перепродадут или подарят, и я знаю, дадут за нее мало, за такую картину никто много платить не захочет, тем более что она написана мною, это я знаю, так что оставлю-ка я ее себе, ведь, собственно говоря, даже если в глазах других людей она неудачна, а насколько я понимаю, картина, пожалуй, плохая, но тем не менее, сказать по правде, я отчасти нащупал то, что пытаюсь выразить во всех своих картинах, думаю я, то, чего не выразить словами, однако можно, пожалуй, показать или почти показать, можно каким-то образом изобразить, скорее показать, нежели выразить словами, и не только в живописи, но и в поэзии, в литературе, думаю я, и эта картина не похожа на другие мои работы еще и тем, что на ней виден холст, обычно-то я сначала всегда закрашиваю весь холст белилами, так что самого холста не видно, оттого и расходую столько белил, думаю я, а еще думаю, что ужасно устал, что единственно правильное, единственное, чего я хочу, так это немного поспать, думаю я, вешаю коричневую сумку на крючок между дверью в маленькую комнату и дверью в коридор, выхожу в коридор, снимаю черное пальто, разуваюсь, иду в большую комнату, снимаю черную бархатную куртку, вешаю ее на спинку стула, что слева у круглого стола, иду к лавке, которая стоит в углу, ложусь; несмотря на то что в мое отсутствие электрообогреватель работал на полную мощность, в комнате холодно, надо бы затопить печь, но я просто ложусь на лавку и укрываюсь серым шерстяным одеялом, которым укрывалась Бабушка, когда лежала больная в Доме Престарелых, она отдала его мне, когда за ней пришли, чтобы увезти ее в Больницу, и я забрал его с собой, когда уехал из дома, чтобы учиться в Гимназии, и с тех пор, где бы я ни жил, это одеяло всегда было со мной, думаю я и вижу, как Браге тихонько подходит, запрыгивает ко мне на лавку, ложится рядом, я укрываю одеялом и его тоже, и глажу, глажу его по шерстке, вверх-вниз, и Браге прижимается ко мне, греет, и я думаю, что вот наконец-то завел собаку и как хорошо, что Аслейк расчистил снег, и шоссе, и дорожку во дворе к моему дому, ну что бы я делал без Аслейка? без него и без его старого трактора? кто бы тогда расчищал дорогу к моему дому? наверно, мне бы пришлось, как раньше, до того как я построил дорогу до двери дома, оставить машину у шоссе и дальше идти пешком, а подъем крутой и кажется долгим, особенно когда что-нибудь несешь, пока все перетащишь, выбьешься из сил, да-да, выбьешься из сил, но я бы, конечно, справился, справлялся ведь раньше, до того как проложил дорожку, думаю я, но теперь, чуть выпадет снег, Аслейк со своим трактором тут как тут, он всегда дома, кроме тех двух дней в году, когда ездит к Сестре в Эйгну, что под Инстефьюром, встречать Рождество, думаю я, плотнее кутаюсь в одеяло, лежу на лавке, с Браге под боком, закрываю глаза и вдруг пугаюсь, потому что отчетливо слышу пронзительный звук, тот самый, он будто идет откуда-то совсем рядом со мной, совсем близко, пронзительный скрежет, должно быть, старый трактор шумит, думаю я, давешней усталости я уже не чувствую, так что, наверно, все-таки подремал, думаю я, а теперь надо встать, что-нибудь сделать, думаю я, пронзительный скрежещущий звук совсем рядом, думаю я и встаю, Браге тоже встает, стоит на лавке, глядит на меня, ну вот, думаю я, теперь у меня и собака есть, я часто подумывал завести собаку, но все как-то не получалось, думаю я, глядя на стул, где обычно сижу, на тот, что у круглого стола, иду туда, сажусь, и Браге подходит, запрыгивает ко мне на колени и укладывается, а я смотрю на свой ориентир, на верхушки сосен пониже дома, они должны быть посредине среднего оконного стекла на правой створке двустворчатого окна, смотрю туда, куда смотрю обычно, примерно на середину устья Согне-фьорда, и вижу волны, и оттого, что смотрю всегда на одно и то же место, на волны, я немного успокаиваюсь, мало-помалу впадаю как бы в полудрему, похожую на грезу, но, пожалуй, все-таки не грезу, думаю я и замечаю, что в комнате холодно, значит, надо побыстрее затопить печь, но это всегда такая морока, и часто я тяну до тех пор, пока не становится настолько холодно, что уже нельзя не топить, думаю я, и сейчас, сейчас как раз настолько холодно, что не затопить нельзя, думаю я, поглаживая шерстку Браге, да, пора затопить печь, думаю я, а тут еще этот звук, пронзительный звук, скрежет, думаю я, ну надо же, я просто сижу и настолько безучастен, что даже печь не растапливаю, хотя в комнате холодище, думаю я, слушая этот пронзительный скрежещущий звук, он совсем рядом, и ошибиться теперь никак невозможно, пронзительный скрежещущий звук наверняка издает старый трактор Аслейка, думаю я, а значит, Аслейк вот-вот постучит в дверь, думаю я, выходит, наверняка еще снегу нападало, думаю я, смотрю на волны и вижу, как Асле с Сестрой идут к Молочной Ферме, идут, держась за руки, быстрым шагом, наверно, хотят поскорее дойти до Молочной Фермы и быстренько вернуться домой, думаю я, а теперь мне в самом деле надо встать и затопить печь, думаю я и слышу, что стало тихо, значит, Аслейк стоит во дворе, думаю я и слышу, как Сестра говорит, что пронзительный скрежещущий звук умолк, и Асле говорит, да, умолк, а Сестра говорит, что звук был гадкий, ну а я слышу стук в дверь и встаю, но я забыл, что у меня на коленях Браге, и, когда я встаю, он падает на пол и испуганно тявкает


Еще от автора Юн Фоссе
Трилогия

Юн Фоссе – известный норвежский писатель и драматург. Автор множества пьес и романов, а кроме того, стихов, детских книг и эссе. Несколько лет назад Фоссе заявил, что отныне будет заниматься только прозой, и его «Трилогия» сразу получила Премию Совета северных стран. А второй романный цикл, «Септология», попал в лонг-лист Букеровской премии 2020 года.«Фоссе говорит о страстях и смерти, и он ищет в них вневременной смысл, поэтому пишет отрешенно и сочувственно одновременно, а это редкое умение». – Ольга ДроботАсле и Алида поздней осенью в сумерках скитаются по улицам Бьергвина в поисках ночлега.


Стихи

В рубрике «Стихи» подборка норвежских поэтов — Рут Лиллегравен, Юна Столе Ритланна, Юна Фоссе, Кайсы Аглен, Хеге Сири, Рюне Кристиансена, Ингер Элизабет Хансен; шведских поэтов — Анн Йедерлунд, Хашаяра Надерехванди, Бруно К. Эйера, Йенни Тюнедаль; исландских поэтов — Ингибьёрг Харальдсдоттир, Сигурлин Бьяртнэй Гисладоттир.


Когда ангел проходит по сцене

Юн Фоссе – выдающийся современный норвежский драматург, писатель и поэт, эссеист и переводчик художественной литературы. Почетный доктор Бергенского университета, имеет степень бакалавра философии и социологии и степень доктора наук по литературоведению. Свой первый роман Фоссе опубликовал в 1983 году, первый сборник стихов в 1986 году, первую пьесу «Кто-то вот-вот придёт» написал в 1992 г. На сегодняшний день Фоссе автор около 14 романов (важнейшими из которых стали «Меланхолия I» (1995), «Меланхолия II» (1996), «Утро и вечер» (2000), серия романов «Трилогия» (2007-2015)), девяти поэтических сборников и 37 пьес.


Без сна

Приезжие хуторяне — парень и его девушка на сносях — сутки ищут глубокой осенью в незнакомом городе, где бы им преклонить голову. И совершают, как в полусне, одно преступление за другим…


Я не мог тебе сказать

Юн Фоссе (родился в 1959 году) известен в Норвегии прежде всего как прозаик и драматург, причем драматург очень успешный: его пьесы ставят не только в Скандинавии, но и по всей Европе. В этом номере «ИЛ» мы публикуем его миниатюру «Я не мог тебе сказать» — текст, существующий на грани новеллы и монопьесы.


Стихотворения

Юн Фоссе (родился в 1959 году) известен в Норвегии прежде всего как прозаик и драматург, причем драматург очень успешный: его пьесы ставят не только в Скандинавии, но и по всей Европе. Однако у Фоссе существует и «поэтическая ипостась»: он издал несколько поэтических сборников. По ним можно заметить, что у поэта есть излюбленные поэтические формы — так, он явно тяготеет к десятистишью. Поэзия Фоссе — эта поэзия взгляда, когда поэт стремится дать читателю зрительный образ, предельно его «объективизировав» и «убрав» из текста рефлексию и личный комментарий.


Рекомендуем почитать
Змеюка

Старый знакомец рассказал, какую «змеюку» убил на рыбалке, и автор вспомнил собственные встречи со змеями Задонья.


На старости лет

Много ли надо человеку? Особенно на старости лет. У автора свое мнение об этом…


«…И в дождь, и в тьму»

«Покойная моя тетушка Анна Алексеевна любила песни душевные, сердечные.  Но вот одну песню она никак не могла полностью спеть, забыв начало. А просила душа именно этой песни».


Дорога на Калач

«…Впереди еще есть время: долгий нынешний и завтрашний день и тот, что впереди, если будем жить. И в каждом из них — простая радость: дорога на Калач, по которой можно идти ранним розовым утром, в жаркий полудень или ночью».


Похороны

Старуха умерла в январский метельный день, прожив на свете восемьдесят лет и три года, умерла легко, не болея. А вот с похоронами получилось неладно: на кладбище, заметенное снегом, не сумел пробиться ни один из местных тракторов. Пришлось оставить гроб там, где застряли: на окраине хутора, в тракторной тележке, в придорожном сугробе. Но похороны должны пройти по-людски!


Степная балка

Что такого уж поразительного может быть в обычной балке — овражке, ложбинке между степными увалами? А вот поди ж ты, раз увидишь — не забудешь.


Тысяча Чертей пастора Хуусконена

«Тысяча Чертей пастора Хуусконена» – это рассказанный в реалиях конца XX века роман-пикареска: увлекательное путешествие, иногда абсурдный, на грани фантастического, юмор и поиск ответов на главные вопросы. Финский писатель Арто Паасилинна считается настоящим юмористическим философом. Пастору Хуусконену исполнилось пятьдесят. Его брак трещит по швам, научные публикации вызывают осуждение начальства, религия больше не находит отклика в сердце. Прихватив с собой дрессированного медведя Черта, Хуусконен покидает родной город.


Осьминог

На маленьком рыбацком острове Химакадзима, затерянном в заливе Микава, жизнь течет размеренно и скучно. Туристы здесь – редкость, достопримечательностей немного, зато местного колорита – хоть отбавляй. В этот непривычный, удивительный для иностранца быт погружается с головой молодой человек из России. Правда, скучать ему не придется – ведь на остров приходит сезон тайфунов. Что подготовили героям божества, загадочные ками-сама, правдивы ли пугающие легенды, что рассказывают местные рыбаки, и действительно ли на Химакадзиму надвигается страшное цунами? Смогут ли герои изменить судьбу, услышать собственное сердце, понять, что – действительно бесценно, а что – только водяная пыль, рассыпающаяся в непроглядной мгле, да глиняные черепки разбитой ловушки для осьминогов… «Анаит Григорян поминутно распахивает бамбуковые шторки и объясняет читателю всякие мелкие подробности японского быта, заглядывает в недра уличного торгового автомата, подслушивает разговор простых японцев, где парадоксально уживаются изысканная вежливость и бесцеремонность – словом, позволяет заглянуть в японский мир, японскую культуру, и даже увидеть японскую душу глазами русского экспата». – Владислав Толстов, книжный обозреватель.


Риф

В основе нового, по-европейски легкого и в то же время психологически глубокого романа Алексея Поляринова лежит исследование современных сект. Автор не дает однозначной оценки, предлагая самим делать выводы о природе Зла и Добра. История Юрия Гарина, профессора Миссурийского университета, высвечивает в главном герое и абьюзера, и жертву одновременно. А, обрастая подробностями, и вовсе восходит к мифологическим и мистическим измерениям. Честно, местами жестко, но так жизненно, что хочется, чтобы это было правдой.«Кира живет в закрытом северном городе Сулиме, где местные промышляют браконьерством.


Стеклянный отель

Новинка от Эмили Сент-Джон Мандел вошла в список самых ожидаемых книг 2020 года и возглавила рейтинги мировых бестселлеров. «Стеклянный отель» – необыкновенный роман о современном мире, живущем на сумасшедших техногенных скоростях, оплетенном замысловатой паутиной финансовых потоков, биржевых котировок и теневых схем. Симуляцией здесь оказываются не только деньги, но и отношения, достижения и даже желания. Зато вездесущие призраки кажутся реальнее всего остального и выносят на поверхность единственно истинное – груз боли, вины и памяти, которые в конечном итоге определят судьбу героев и их выбор.На берегу острова Ванкувер, повернувшись лицом к океану, стоит фантазм из дерева и стекла – невероятный отель, запрятанный в канадской глуши.