Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой - [6]
Когда через десять лет после окончания школы она вдруг появилась передо мной в воскресный день на книжной ярмарке и спросила «помнишь?», я не вспомнила ничего.
Только позднее забрезжил смутный образ: длинные косы, предпоследняя парта у окна. В пятнадцать лет косы исчезли.
Отрезать косы — это символ. Да и не все ли равно? Нам же не дано отпустить себе бороду. Раз, два — и нету.
Срезанные волосы надо хранить в сухом проветриваемом месте. Можно сделать из них шиньон. У меня, например, была кукла с прической из бабушкиных волос.
Интересно, смогу я узнать ее на какой-нибудь из ежегодных классных фотографий или нет? Но к альбому я не прикасаюсь. Мы с нею не дружили.
Значит, только косы. Полной картины нет. Может, я вообще путаю ее с кем-то.
Во Франкфурте она, должно быть, инстинктивно почувствовала мою тревогу — еще бы, меня узнала совсем чужая с виду женщина! Потому и не стала навязывать мне свое общество. Только после ее отъезда пришло письмо. Будто она хотела оставить след.
С тех пор как она уехала, я потихоньку начинаю пересматривать свои представления о ней; сперва-то я думала, что все просто, нашла ей как будто бы подходящее место среди одноклассниц и успокоилась: отнесла ее к тем, кто приспособился, по доброй воле обкорнал свою индивидуальность, — такие люди принимают все, вперед не лезут, на групповых снимках их не найдешь, они согласны затеряться навсегда.
На вечерах встречи их никто не узнаёт.
Жизнь ее текла, наверное, совсем не так, как думала я. Она заморочила мне голову. Я называю ее Паулой, мне слишком мало известно, чтобы описать ее жизнь, потому я и выдумываю, ищу, домысливаю. Домысливаю внутренний мир Паулы. Возможно, этот мир был совершенно иным. Я придаю ему сходство с моим собственным.
Ну кто мог подумать, что Паула поведет себя обычно?
Как это Паула смеет собрать чемоданы, в то время как мои еще лежат на шкафу? Ведь косы она отрезала, когда остальные давным-давно с этим покончили. И в классе с нею никто особенно не считался.
В ее письме масса недомолвок. Намеки библиотекарши, у которой были неприятности из-за кое-каких книг — с трудом сумела оправдаться. О Феликсе почти ни слова, хотя одно время они жили вместе. Этот человек мне совершенно не знаком.
Ничего бунтарского в Пауле никогда не было.
Можно ли предположить, что общение с Феликсом сделало выпускницу монастырской школы, дипломированного библиотекаря тем, кого, недолго думая, провозглашают бунтарем? Кому теперь придет в голову употреблять такое слово?
Утром, за завтраком, я вскрыла ножом ее письмо, и первые строки еще вполне соответствовали моим представлениям о Пауле.
Маршрут определен, писала она, еду поездом. В письмо была вложена карта европейских дорог, путь обозначен зеленым фломастером. Любовь Паулы к порядку ничуть не противоречит образу, который сложился в моем воображении.
Киль — Мюнхен или Мюнхен — Мадрид. Я прямо воочию увидела, как она провела пальцем по карте: сначала по обычной географической, а затем по карте дорог. Для Паулы Европа поделена, разграничена, нанесена на карту. И ни единого белого пятнышка на карте нет. Никаких приключений. Каждый населенный пункт на своем месте — существует. Упорядоченная земля.
Мне кажется, Паула уже не раз наводила в Европе порядок. Словно картограф, раскладывала по местам страны, провинции, регионы. Аграрные и промышленные зоны, хранилища ядовитых веществ и атомные электростанции.
Любой маршрут можно разметить, выделить туристские тропы и скоростные магистрали дороги для пешеходов, велосипедистов, автомобилистов. Мотели, заправочные станции, пограничные пункты, вокзалы, увеселительные парки, пригородные зоны отдыха, памятники старины, живописные ландшафты, аэропорты и автостоянки — там все указано. Люди пересекают границы. Идет пограничный контроль, проверяются полицейские списки. Транспорт общественный и индивидуальный.
В учебниках географии Европа простирается до Урала. Где же он, этот Урал?
Паула никогда не отрицала, что любит порядок. Атомные электростанции, склады промежуточных материалов и отходов на карте не помечены. Эти объекты показывают только по телевизору.
Уникальные проекты — на стадии планирования, строительства, эксплуатации, временно приостановленные, — остовы зданий ценою в миллиард, смертельная опасность которых неизменно ставится под сомнение.
Европа — мультимиллионерам. А что Пауле?
Красоты природы.
По воскресеньям на велосипед — и к болоту.
А потом, значит, она собрала чемоданы. Письмо утром принесла курьерша — слишком тяжелое и поэтому доплатное.
Я представила себе Паулу: вот она, позавтракав, встала из-за стола, прошла в спальню, сняла со шкафа чемодан; я услышала щелчок замка и увидела, как ее пальцы оставили след на пыльной крышке. Постель еще теплая от сна. Интересно, сколько у нее комнат?
Две или три, а вдобавок кухня и ванная. Жалованье вряд ли большое. Может, ей еще разрешили пользоваться садом.
Из библиотеки она ушла чин чином, скрупулезно высчитала, когда истекает срок расторжения договора, и вычла неиспользованный отпуск; свой стол освободила в самый последний день — ни раньше, ни позже, — на прощанье даже собственноручно подклеила корешок Фонтане, хотя это вовсе не входило в ее обязанности. Вместо Паулы они наверняка наймут покладистого мужчину лет сорока пяти, который не будет устраивать неприятностей.
Без аннотации В истории американской литературы Дороти Паркер останется как мастер лирической поэзии и сатирической новеллы. В этом сборнике представлены наиболее значительные и характерные образцы ее новеллистики.
Умерший совсем в молодом возрасте и оставивший наследие, которое все целиком уместилось лишь в одном небольшом томике, Вольфганг Борхерт завоевал, однако, посмертно широкую известность и своим творчеством оказал значительное влияние на развитие немецкой литературы в послевоенные годы. Ему суждено было стать пионером и основоположником целого направления в западногерманской литературе, духовным учителем того писательского поколения, которое принято называть в ФРГ «поколением вернувшихся».
Действие «Раквереского романа» происходит во времена правления Екатерины II. Жители Раквере ведут борьбу за признание законных прав города, выступая против несправедливости самодержавного бюрократического аппарата. «Уход профессора Мартенса» — это история жизни российского юриста и дипломата, одного из образованнейших людей своей эпохи, выходца из простой эстонской семьи — профессора Мартенса (1845–1909).
Роман канадского писателя, музыканта, режиссера и сценариста Пола Кворрингтона приглашает заглянуть в око урагана. Несколько искателей приключений прибывают на маленький остров в Карибском море, куда движется мощный ураган «Клэр».
Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.
Роман чехословацкой писательницы посвящен жизни и учебе воинов чехословацкой Народной армии. В центре внимания — взаимоотношения между молодым офицером Яном и его женой. Автор показывает всю ответственность и важность профессии кадрового офицера социалистической армии, раскрывает сложные проблемы личных взаимоотношений в семье.Книга предназначена для широкого круга читателей.