Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой - [7]

Перед отходом поезда она зашла в привокзальное почтовое отделение и опустила письмо. Почтальонша со срочной депешей позвонила у моей двери, а Паула тем временем уже оставила позади Францию, направляясь к своей цели — Мадриду. Там она думает встретиться с Феликсом.

Я встала из-за стола, открыла дверь, взяла письмо, отдала почтальонше доплату.

Как это Паула смеет неправильно оплачивать письма?

По утрам мне стоит большого труда провести четкую грань между днем и ночью. Нож медленно разрезает бумагу.

Обмеренное, взвешенное, слишком тяжелое — я читала письмо Паулы, а ее самое не понимала.

2

Вполне возможно, истинный виновник ее поступков — мужчина.

Отрезанные косы хранятся не у нее, она отдала их матери.

Каждое утро она ехала автобусом через деревни — в школу, в город; окончив школу, регулярно ездила домой на рождество. Кроме одного раза: она целых два года работала тогда в Нью-Йорке, в немецкой библиотеке тамошнего филиала Института Гёте[3]. Очень уж далеко от дома, из Киля до Франконии куда ближе.

Мужчина рядом с Паулой — это вообще невозможно…

Она всегда отличалась непритязательностью. Кто был ее партнером в танцклассе?

Учитель танцев ростом был ниже своей жены, подвижный такой; а на заключительном бале все девочки красовались в тюлевых платьях.

Во время полонеза среди других была, кажется, и Паула — рука об руку с парнем, который изучал греческий и латынь, мазал прыщи специальной мазью и норовил украдкой вытереть потные ладони о штаны. Мать Паулы нарядилась в узкое парчовое платье.

Когда Паула подала заявление насчет работы в Д., все документы у нее были в полном порядке. Городу требовался молодой квалифицированный специалист.

О Феликсе пока речи не было. Для Паулы он оставался памятью об отдыхе, однако в ходе долгой переписки о чувственном, о смерти, о свободе и терпимости все это приняло совершенно неожиданный оборот.

Феликс писал о взаимоотношениях полов, рассуждал о своем преклонении перед немецкими писателями, которое Паула не так уж и разделяла.

Твой язык, писал он, я люблю как свой родной; вы — народ педантичный, по-моему, даже мысли у вас разложены по полочкам, раз и навсегда.

Смелость бунтовать он называл смелостью жить.

И просил: напиши мне о своем отечестве. На это Паула не ответила.

Ночи у вас наверняка светлые. А вот у него дома ночи темные, сверканье дня их выжигает. Южане, писал он, тесно связывают свою жизнь с семьей. Мелкая провинность не забывается целыми поколениями. Летом мы вообще не открываем ставен, из-за жары. Во внутреннем дворике — ящики с цветами и фонтан. В горных селениях одетые в черное женщины сидят у приотворенных дверей. Люди строят резервуары для воды, чтобы выжить.

Как ты смотришь на терпимость к жестокости и насилию?

Паула вовсе не собиралась давать ему место в своей будничной жизни.

Встретив его на вокзале, она почувствовала, что он очень рад. А на работе упомянула о Феликсе, только когда фройляйн Фельсман первая высказалась о нем.

Южанин, сказала фройляйн Фельсман (в свои шестьдесят лет она была в подчинении у Паулы), итальянец, испанец или что-то в этом роде. Помоложе Паулы. Так она сказала девушке, которую Паула летом взяла на работу.

Испанец, попыталась уточнить Паула. Они как раз вешали плащи в гардеробе, фройляйн Фельсман кивнула и одернула задравшийся джемпер.

Пауле нелегко было добиться понимания. Но возможно, отношения с Феликсом склоняли ее к бунтарству. Она столкнулась с человеком совершенно иного склада.

Про испанцев говорят, что они презирают смерть и помешаны на мужской гордости. Твердят, мол, viva la muerte[4], что уже само по себе абсурдно. А библиотекарши славятся любовью к порядку и дотошностью.

Паула не отрицает, что первые годы регулярно видела во сне каталожные ящички и с мужчинами тоже встречалась, впрочем, она никому не навязывалась.

Факт остается фактом: прежде чем попасть в Д., Паула целый год работала в Киле под началом мужчины-заведующего. Там она впервые в жизни увидела подводные лодки, которые оказались куда меньше размером, чем она думала.

Лодки она заметила случайно, когда была без очков и вода на миг изменила цвет.

Разрешено ли подводным лодкам заходить в гавани, нет ли, Паула не знает. Людей на палубе она не видела.

Феликс, который воображал, будто разбирается и в этом, по недоразумению решил, что Паулу можно чему-то научить.

Он старался быть нежным и ласковым, а она даже не удивлялась, что и вдали от Киля, стоит лишь прикрыть глаза, ей видится подводная лодка; она позволила лодке исчезнуть, только когда Феликс нашел к ней правильный подход.

Она вежливо слушала, как Феликс перечисляет смертоносные орудия, способные убивать людей под водою, а после сказала ему, что самый любимый ее автор — Габриэль Гарсиа Маркес и что она заказала его книги для библиотеки в Д. Феликс упорно твердил, что рыжевато-русые волосы достались ему в наследство от готских предков.

Разговорами меня не застращаешь, говорила Паула. А ему бы ничего не стоило задушить ее в своих объятиях.

Засыпая с ним рядом, Паула порой сворачивалась клубочком и прижималась к его груди — такая маленькая, что он волей-неволей откидывал край одеяла — не дай бог, задохнется.