Другая история. «Периферийная» советская наука о древности - [72]
Напомню, Григорий Федорович Ильин (1914–1985) – один из авторов «Всемирной истории», и, конечно, именно об этом компромиссе в науке я говорил как о в значительной мере неизбежной, но роковой вехе для советской историографии. Пойдя на этот компромисс один раз, Ильин продолжал идти по этому пути и далее, при написании других обобщающих работ[566]. Причем в этой истории особенно важно то, что она показывает: лояльность доминирующему типу историописания не была равна лояльности политическому режиму, то есть исходила уже из взглядов и опасений, сложившихся в самой исторической науке. И поэтому в последнее советское двадцатилетие тенденция ренессанса шаткого компромисса того образа древности, который сложился в середине 1950‐х гг., стала чуть ли не ведущей в мейнстриме. Говорить о том, что, несмотря на все обсуждения и споры, базовые положения советской науке о древности, открытые в период ее становления, не были подорваны, а в лучшем случае уточнены, стало абсолютно нормально[567].
В общем и целом это создавало впечатление вечности и нерушимости устоев ведущей теории, а попытки бомбардировки ее со стороны периферии оценивались как заранее обреченные на неудачу и тем самым оказывающиеся чем-то вроде развлечения для интересующихся.
За только что обрисованной и, возможно, главной тенденцией проявились остальные, которые я перечислю в этой главе, чтобы в дальнейшем изложении уже опираться на эту общую характеристику.
В отношении провинциальной науки обозначились тенденции иерархизации и частичной маргинализации. Первая тенденция была связана со становлением провинциальных центров науки, которые теперь являются точками притяжения для более мелких городов в провинции. Благодаря любезности Г. П. Мягкова я могу сослаться в качестве примера на несколько писем 1967–1969 гг. от Надежды Степановны Талашовой (1942–2000) к А. С. Шофману. Это достаточно типичный отрывок из переписки начинающего ученого с научным руководителем, где сочетается краткая информация об общих знакомых (Талашова тогда работала в Ижевске), отчет о проделанной работе и планах публикаций, а также некоторые личные сведения примерно в таком духе: «Итак, что я сделала в Москве? И много, и мало. Конечно, я не выполнила своего обещания и сбежала из Москвы раньше намеченного срока: не выдержало материнское сердце, да и трудно было решить вопрос с жильем». И далее, после рассказа о добытом в командировке материале по немецкой историографии похода Александра: «В общем, Аркадий Семенович, слезно умоляю, возьмите меня в аспирантуру хотя бы через год: материал собираю, в тему вхожу, но занимаюсь урывками, совсем закрутилась, заедает работа и домашнее хозяйство» (письмо от 24 апреля 1969 г. из личного архива Г. П. Мягкова). И конечно, в разных письмах Талашова интересуется судьбой «античного семинара» в Казани – для нее это часть идентификации, которая объединяет ее с другими участниками кружка, даже если они уже отдалены сотнями километров (в данном случае – более 300 км).
Понятно, что источником притяжения здесь пока еще больше предстает Шофман, но уже и Казань как антиковедческий центр, хотя, конечно, без работы в Москве написание диссертации было невозможным. Как можно увидеть, иерархия научных центров становится более сложной. И что важно, примеры такого ее выстраивания в это время были далеко не единичными.
Вторая тенденция была связана с продолжением того процесса, который рассматривался в предыдущей части: провинциальная наука имела некоторые возможности для высказывания иначе сформулированных мнений, которые могли порождать собственную субтрадицию и тем самым превращать провинцию не просто в периферию, а в периферию в виде особого центра с производством собственных смыслов, иногда слабо или чисто формально соотнесенных со смыслами мейнстрима. Общеизвестный (хотя и не относящийся к историографии) пример такого явления – Тартуская школа семиотики. Что касается истории древности, то в ней эта тенденция была гораздо слабее выражена, особенно в начале периода. Тем не менее она проявляется в исследованиях раннего христианства и иудаизма в Минске, формировании центра востоковедения в Тбилиси (Г. А. Меликишвили). Эта тенденция по понятным причинам перекликается также с более общей тенденцией к междисциплинарности, которая обозначилась в советской исторической науке: на стыке дисциплин проще было искать новые смыслы, которые становится все проблематичнее черпать из мейнстримной историографии.
Частичная маргинализация, однако, была не всегда связана с провинцией, но иногда с появлением последователей у тех историков, которые не получили полного признания мейнстрима. Соавторы и ученики К. К. Зельина, Ю. Я. Перепёлкина ориентировались в своих работах на тех, кто был для них авторитетом, и неполное совпадение или вовсе расхождение с ядром здесь уже воспринималось как норма, поэтому это новое поколение гораздо менее стремилось преодолевать расхождение, придерживаясь скорее политики недоговаривания. Например, влияние Перепёлкина можно усмотреть в сугубо конкретной ориентации исследований О. Д. Берлева (1933–2000) и его отказе определять классовую принадлежность трудящегося сословия (хемуу нисут) в Египте Среднего царства
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
Легкий дымок над кофейной чашкой, знакомый Штраусу, императору Францу-Иосифу, Фрейду, Климту и Хундертвассеру… Вена, как настоящий ювелирный шедевр, блистает множеством граней: Опера, вальсы, кофейные дома и кондитерские, пышные имперские здания, искусство модерна и психоанализ… В этой книге вас ждут династия Габсбургов, прогулки по улицам Вены, история дворцов, замков, галерей, рассказы о знаменитых венцах, художниках и меценатах, аристократах и торговцах, ученых и музыкантах, зарисовки из жизни современных горожан. Добро пожаловать в Вену!
Стивен Уильямс. Диоклетиан: реставратор Римской империи / Пер. с англ. И. И. Хазановой. — СПб.— М., ЕВРАЗИЯ — ИД «Клио», 2014. — 368 с. Имя Диоклетиана неразрывно связано с переломным этапом в судьбе Римской империи: многочисленные военные императоры, перманентные государственные перевороты и гражданская война, полыхавшая на всей территории государства в середине III века, практически уничтожили славу и мощь непобедимого Рима. Взойдя на престол в 284 году, Диоклетиан восстановил железной рукой единство империи, нанеся одно за другим поражения внутренним и внешним врагам.
Монография посвящена изучению движения Лжедмитрия II, ставшего главным явлением кульминационного периода Смуты в России в начале XVII века. Исследование основано на вновь открытых документах и перепрочтении уже известных.
Монография посвящена изучению восприятия войн и Англии эпохи позднего Средневековья. Обращаясь, прежде всего, к истории Столетней войны, автор исследует как идеологическое обоснование и осмысление конфликта в контексте политических и религиозных представлений эпохи, так и его восприятие в «массовом сознании». Особое внимание уделено репрезентации войн в хронистике и проблематике, связанной с формированием и функционированием национальной идентичности. Работа написана с привлечением широкого круга источников исторических нарративов и документального материала) и воссоздаем «образы войны», характерные для английского общества XIV–XVI вв.
Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.