Другая история. «Периферийная» советская наука о древности - [47]
Рассказ о ходе восстания в значительной мере построен по его реконструкции у А. В. Мишулина[387], со ссылками также на Плутарха и Аппиана. В соответствии с концепцией Мишулина, указано, что мелкое крестьянство после Союзнической войны было склонно скорее поддержать Спартака, точно так же объясняется и раскол между отрядами Спартака и Крикса. При описании смерти Спартака Шофман уже открыто зачитывал длинную цитату из Джованьоли. В итоге лектор заключал, что хотя Спартак опередил свое время, вступив в сражение с рабовладельческой системой в пору ее расцвета, его восстание расшатало ее устои. Приводились высказывания Маркса и Ленина о Спартаке[388]. После этого лектор уже возвращался к более конкретным последствиям – росту влияния Помпея, Цезаря и Красса, – то есть подготавливал почву для следующей лекции. Судя по всему, особая роль Спартака в советской культуре[389] потребовала от Шофмана дополнительных источников для пафоса, в качестве которых он использовал произведения художественной литературы. Сам факт наличия стенограммы наводит на мысль, что это была лекция по типу открытой, на которой могли присутствовать не только студенты.
Научные интересы Шофмана сосредоточивались, правда, не на Апеннинах, а на Балканах. История античной Македонии была в отечественной науке практически не освоенной темой, в то время как зарубежная наука представила ряд значительных трудов уже в межвоенный период[390]. Совет заняться этой темой дал молодому историку А. В. Мишулин[391]. В начале 1960‐х гг. Шофман выпускает исследование македонской истории в двух частях.
Следует отметить, что оно построено по классической схеме позитивистского труда, начинаясь с подробного обзора научной литературы, раскопок и источников. Историография вопроса дана при тогда уже установившейся ориентации на полноценное освещение содержательной стороны любого исследования, вне зависимости от методологических установок его автора. Общее отношение проговорено в типичном для мейнстримной историографии стиле: уметь, по совету Ленина, брать все полезное из «буржуазных работ», отсекая их реакционную тенденцию[392]. Правда, базовые параметры оценки при этом для Шофмана все равно задаются политическими (реальными или предполагаемыми) взглядами историка – так, «Филипп Македонский» (1934) А. Момильяно попал у него в ряды профашистских книг, прославляющих сильную личность[393]. Сомнительно и утверждение о романоцентрической позиции М. И. Ростовцева в его трехтомном труде об эллинизме[394]. Оценки по принципу «правильно – неправильно» превалируют, при этом и симпатии автора не всегда обоснованы: книга Г. И. Кацарова о Филиппе (1922) охарактеризована как лучшая по сравнению с работами западноевропейских ученых, но ее конкретные характеристики в обзоре не позволяют увидеть принципиальное отличие между ней и другими[395]. Не менее подробным, но во многом также описательным является рассказ об основных раскопках. То же касается и описания источников: автор увлекается подробным изложением взглядов Полибия или Ливия на историю вообще, рассказывая совсем немного об их помощи в освещении македонской истории.
В конкретной части работы также повествование начинается с обзора природных условий Македонии, затем следует описание деятельности людей начиная с каменного века. Развитие земледелия и скотоводства привело к накоплению богатства, далее обсуждается влияние на развитие региона таких событий, как дорийское переселение, греческая колонизация фракийского побережья. Далее рассматривается формирование македонского государства, его внешняя и внутренняя политика, борьба греков с македонским доминированием. Вторая часть построена по схожей схеме: от обзора литературы и источников к стадиям противостояния Рима и Македонии и положению Македонии в качестве римской провинции.
В целом автор осторожен в оценках и предпочитает опираться (там, где они есть) на исследования советских историков: не отрицая дорийского переселения, указывает на его малочисленность; признает фракийское лидерство в складывании македонского этноса, но с рядом оговорок. Когда его точка зрения на возникновение македонского государства в середине IV в. до н. э. подверглась убедительной критике со стороны болгарского ученого А. Фола, во второй части Шофман ее скорректировал, отодвинув возникновение государства на конец VI в., но оставив за серединой IV в. принципиальный момент формирования всех компонентов, характеризующих государство[396]. Хотя можно привести и обратный пример: описание С. И. Ковалевым группировок оппозиции в армии Александра вызывает у исследователя однозначное несогласие; правда, уточнение носит скорее частный характер[397].
Исторический процесс рисуется по преимуществу в соответствии с установившимися в советской науке позициями, как их видит автор. Преобладание Македонии на юге Балкан объясняется кризисом рабовладения в греческих полисах в IV в. (здесь же впервые фигурируют ссылки на Маркса и Энгельса)[398], необходимостью преодоления этого кризиса объясняется и восточный поход Александра[399]. Политика Филиппа не вызывает у Шофмана никаких положительных характеристик, он вовсе не сопереживает его деятельности, но признает ее объективно прогрессивной. Нужно сказать, это отдельное и вряд ли сознательное достижение советской историографии – она научилась рисовать прогресс отвратительным по меньшей мере применительно ко всем обществам, кроме социалистических.
