Друг Толстого Мария Александровна Шмидт - [41]
Закуты у М. А--ны всегда были светлые, чистые, подстилка часто менялась и густо настилалась. На зиму закута тщательно обкладывалась соломой, чтобы скотине было теплее, и окна закрывались рамами.
Всех петухов и телят М. А. раздавала на племя, отдавая их большей частью бесплатно, и долго следила за отданными телятами, живы ли они действительно. Не в одной бедной крестьянской семье появились таким образом, благодаря ей, хорошие, породистые коровы и куры, которых никогда бы иначе бедняку было не завести.
Помню, как то попалась М. А--не книга о вивисекции 1). М. А., по ее словам, "чуть с ума не сошла", так поразила ее человече-
----------------
1) С. К. "Жестокости современной науки".
84
ская жестокость и страдания людей и животных. Она не могла спать, не могла есть спокойно, всем рассказывала о прочитанном и особенно одолевала врачей и фельдшериц вопросами: неужели на чьем-нибудь страдании можно основывать чье-либо благо и движение науки вперед?
Когда ей кто-нибудь пытался доказывать значение вивисекции, она волновалась, горячилась и говорила:
-- Ах, отвяжитесь, милые, да как же это можно другому причинять страдание, особенно бессловесному существу, которое и понять не может, зачем это все делается... Ну, уж хотите опыт делать, так режьте, пытайте себя или других, которые в это верят. Нет, лучше бы врачи учили людей, как по-человечески жить, как не эксплоатировать других, как по-братски друг к другу относиться, тогда бы куда больше болезней убавилось, чем от вашей вивисекции.
И она закрывала лицо своими худыми руками и вся как то вздрагивала и отворачивалась от ужаса перед этими страданиями.
Когда ей возражали, что необходимо делать и то и другое, она волновалась еще больше и говорила, что это самообман, что надо делать самое главное в жизни, и если выполнять эти главные требования совести, то "на ваши пустяки совсем времени не останется, и думать вы о них не станете".
-- Вот как Л. Н. это все хорошо понимает, а говорят "он отрицает науку". Жить надо по совести, и тогда уж и науки, и культура, и все другое будет, и уж, верно, перестанут с собак пол шкуры сдирать и смотреть, что из этого будет и нельзя ли содрать три четверти шкуры. Ах, боже мой, как ученые люди суеверны!
Вот отрывок из письма М. А. к Л. Ф. Анненковой по этому поводу:
"...Я третью неделю живу под сильным впечатлением брошюры С. К. "Жестокости современной науки", -- ни сна, ни душевного покоя не имею, плачу и мучаюсь. Так и вижу беспомощных детей, людей с привитым сифилисом, черной оспой, коховской туберкулиной, а в ушах стоит не перестающий стон беззащитных животных. Спасибо этому доброму человеку (С. К.), что он разоблачил ученых, этих страшных палачей 20-го столетия. Действительно, верить трудно, до чего люди, добрые по природе, могут одервенеть, отупеть, очерстветь, занимаясь ежедневно, из поколения в поколение, вивисекцией и придумывая самые варварские орудия пытки...".
И при таком отношении к животным у М. А--ны совсем не было сентиментальности, излишней чувствительности. Она не ставила перед собой, например, вопрос о том, как заниматься земледелием, если каждый удар лопаты волей-неволей губит десятки живых существ, когда приходится бороться с разными вредителями и т. д. "Надо жить, значит, надо и копать землю, и собирать гусениц с капусты и слизней с клубники". И как ни противна была ей эта работа, она делала ее и делала по возможности
85
сама. "Ах, боже мой, как же мне заставлять других эти гадости делать!"
Но она страшно радовалась, когда узнавала какую-нибудь новую меру, средство, которое предупреждало бы самое разведение вредителей и спасало бы ее от этой тяжелой обязанности.
М. А. страшно ценила всякие машины и приспособления, новые лучшие способы работы, которые облегчают человеческий труд. Хорошая немецкая или английская лопата, хорошие грабли, вилы, приводили ее в восторг. У нее бережно хранилось, со времени жизни на Кавказе, замечательное немецкое коромысло, которое ложилось на оба плеча, с особой выемкой для шеи, не давило загорбок, и ведра на нем висели на цепях и за них можно было держаться руками, чтобы они не качались. М. А. всегда была рада, когда кто-нибудь, испробовав это коромысло, внимательно его рассматривал или зарисовывал, чтобы сделать себе такое же.
-- Ведь это какое облегчение людям, -- говорила она. -- А наши то бабы и девченки на палке носят, все плечи изрежет.
Помню, как она радовалась, когда завела сепаратор, планет, которые так облегчали и сокращали работу.
Все инструменты она держала в "идеальном порядке". Если они были в употреблении, М. А., по окончании работы, непременно сейчас же приводила их в полный порядок, прежде чем поставить на место.
4. ПЕРЕЖИВАНИЯ В ВОЙНУ И РЕВОЛЮЦИЮ (1904 -- 1905 г.).
В 1904 году была об'явлена война. Стон прошел по окружающим деревням. Угнали молодых солдат, пошли пожилые запасные, провожаемые ревом и причитаниями жен и ребят. У мужиков руки опускались при мысли о том, как оставить семью без работника. Были такие, что пробовали скрываться. Бабы в Туле легли на полотно железной дороги и не хотели вставать, чтобы не пустить поезд, битком набитый их мужьями и сыновьями. Такая то баба скинула, провожая мужа. Такую-то, оставшуюся с кучей ребят, из петли вынули. Запасные, уже пробывшие в казармах несколько недель, мужики прибегали домой на день или на ночь проститься с семьей и приносили известия о том, как ужасно обращаются с солдатами, какое идет воровство в полковых кухнях и в интендантстве, вести о сапогах не по ноге и с картонной подметкой, о шинелях, которые расползаются под пальцем, и т. д.
В этом сборнике собраны воспоминания тех, чье детство пришлось на годы войны. Маленькие помнят отдельные картинки: подвалы бомбоубежищ, грохот взрывов, длинную дорогу в эвакуацию, жизнь в городах где хозяйничал враг, грузовики с людьми, которых везли на расстрел. А подростки помнят еще и тяжкий труд, который выпал на их долю. И красной нитью сквозь все воспоминания проходит чувство голода. А 9 мая, этот счастливый день, запомнился тем, как рыдали женщины, оплакивая тех, кто уже не вернётся.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.