Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре - [57]
Такие глубокие социальные изменения, новая расстановка классовых сил, изменение состава и самого понятия римского плебса, включение в политическую борьбу новых фракций господствующего класса (всадничества, муниципальной знати), а главное, усиление эксплуатации рабов и свободной бедноты — все это имело результатом крайнее обострение социальных противоречий, классовой и политической борьбы. Однако организация политической жизни в такой сложнейшей обстановке продолжала сохранять полисные формы, сложившиеся преимущественно в V–IV вв. до н. э.: она протекала на форуме, в русле комиций, в сенаторской курии, концентрировавшей политический опыт и авторитет нобилитета, выражалась в деятельности небольших политических группировок — «кружков», котерий; и лишь в конце II в. до н. э. возникли политические «партии» оптиматов и популяров. Правда, прямое полисное народовластие уже в III в. до н. э. приобрело формальный характер. Фактически власть принадлежала избираемым из нобилей магистратам и аристократическому же сенату. По существу можно говорить о нобилитарном аристократическом режиме, при котором диктатура римского нобилитета была, однако, завуалирована формами прямого народовластия. За свойственным римской политической жизни консерватизмом совершенно отчетливо просматривается классовый смысл сохранения такого декорума. Захватнические кампании давно уже велись исключительно в интересах власть имущих, но осуществлялись римско-италийским крестьянством, и функционирование комиций, до середины II в. почти сливавшихся с крестьянско-рабовладельческой милицией и формально остававшихся высшим органом власти. было призвано скрывать антагонистический характер интересов правящих кругов и народных масс, особенно в сфере внешней политики. Специфические формы римской демократии, когда голосовали не отдельные индивидуумы, а организованные коллективы граждан (курии, центурии, трибы), до определенного времени способствовали сохранению влияния правящих кругов в комициях и использованию их в качестве орудия диктатуры верхушки общины. Способствовал тому и авторитет patres, сплотившихся в сенат представителей виднейших знатных фамилий.
Однако пауперизация носителей полисной демократии — крестьян, их неизбежный отход от военной службы и как результат — снижение политической роли, совпавшие с вступлением на политическую арену новых социальных кругов, их включением во внутреннюю борьбу, постепенно привели к изменению политических порядков. В литературе имеется тенденция трактовать период с 30-х годов II в. до 80-х годов I в. до н. э. как время наивысшего развития демократии в Риме на том основании, что именно тогда был издан ряд законов, демократизировавших комициальную процедуру либо расширявших права всадничества[385]. Однако возникший в эти годы блок всадников и популяров (так традиционно называют сторонников демократических преобразований) не был союзом равноправных участников: силы последних лишь использовались всадническими кругами. Усилия же популяров, направленные на решение аграрного вопроса, встречали сопротивление не только нобилей, но и всадников, хотя и в меньшей мере, но все-таки также связанных с землей[386]. Не могла обеспечить демократизацию политического строя и демократизация процедуры в комициях, ибо катастрофически падала роль самих комиций. В сущности значение полисной демократии, подорванное модификацией самой материальной основы римского общества[387], с начала I в. до н. э. продолжало снижаться катастрофическими темпами. Тому способствовали и результаты Союзнической войны: включение италиков в списки триб делало прямое полисное народовластие практически невозможным[388]. Важным фактором в этом процессе оказалось и связанное с именем Гая Мария изменение римской военной системы, окончательно лишившее и центуриатную и трибутную организацию всякого политического значения.
К тому же вскоре после военной реформы обнаружились политические результаты начавшейся профессионализации войска: на форуме появилась новая политическая сила — ветераны Мария. Со временем воздействие военных элементов на традиционные институты полисной демократии (комиции и даже сенат) сделались привычной чертой римской жизни[389], Использование же в политической борьбе целых легионов привело к качественному изменению ее характера: из борьбы, протекавшей в легальных либо полулегальных формах на форуме и в курии, она переросла в гражданские войны между полководцами, вождями различных фракций и коалиций. В таких условиях и возникали военные диктатуры Суллы, Помпея, Цезаря, Октавиана, столь сложные политические явления, как первый и второй триумвират. В обстановке острого кризиса роль профессиональной, по существу деклассированной армии возросла в такой степени, что она сделалась важнейшим фактором внутренней политической жизни.
Главную особенность нового, военно-авторитарного, режима, утвердившегося в Риме в ходе гражданских войн, также составляла гипертрофированная роль войска, военных кругов в политической жизни. Войско являлось основным орудием установления власти Октавиана, сделавшегося главой всего военного ведомства. Необычайно велика была роль преторианской гвардии, офицерства, провинциальных легионов и при последующих принцепсах. Прямым следствием крайнего возрастания политического значения военного фактора явилась последовательная ликвидация еще сохранившихся элементов полисно-республиканской демократии
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.