Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре - [58]
Нередко полагают, что кризис полисной демократии был предопределен включением в политическую борьбу новых социальных сил — всадников, офицерства, муниципальной италийской знати. На наш взгляд, причины разложения полисной демократии более значительны. Тенденция к ужесточению диктатуры господствующего класса проистекала из самой эксплуататорской сущности римского рабовладельческого общества. В условиях обострения социально-экономических противоречий и неизбежной консолидации всех слоев господствующего класса именно профессиональные легионы, в полном смысле слова принадлежавшие полководцам-диктаторам, предоставили господствующему классу реальную возможность упрочения рабовладельческого порядка и собственно в Риме, и с Италии, и в провинциях. При этом исчезла и необходимость в существовавшей до определенных пор маскировке все углублявшихся противоречий между господствующим классом и юридически полноправным, но экономически и политически зависимым свободным крестьянством. Так, социальные изменения, происшедшие к середине II в. до н. э., и вызванное ими обострение классовой борьбы обусловили в конечном счете отказ от всех даже чисто внешних атрибутов рабовладельческой демократии и переход к неприкрытой реакции. Таково было классовое, рабовладельческое содержание окончательно установившегося в Риме в конце I в. до н. э. политического режима, этой наиболее лабильной стороны формы государства, подвергавшейся непосредственному воздействию происходивших внутри рабовладельческой структуры классовых сдвигов.
Установление нового режима в Риме было отмечено существенными изменениями в функциях и строении республиканских органов. Основную тенденцию функциональных изменений можно определить как постепенное утрачивание сенатом, магистратурой и комициями компетенции. B сфере военного ведомства, а вместе с тем — властных функций. По сути дела, это было разрушение самих устоев старой полисно-республиканской конституции, главная черта которой — военное «зерно» власти высших выборных магистратов — была очевидна уже для Т. Моммзена[393]. К функциональным изменениям в государственном строе, полагаем, следует отнести и крайнее возрастание власти отдельных военачальников. Лица, порой не являвшиеся даже магистратами либо промагистратами, не обладавшие де-юре империумом, сосредоточивали в своих руках не только верховное командование, но и высшее распоряжение войском, что и обусловило в конце концов установление военно-авторитарного режима.
На основе такого усиления роли отдельных политических деятелей возникали и структурные изменения государственного аппарата, а именно — выросла целая серия рассмотренных выше экстраординарных магистратур, незнакомых республиканской конституционной традиции (диктатура legibus scribundis et rei publicae constituendae Суллы, чрезвычайные полномочия c imperium infinitum для борьбы с пиратами и затем консулат sine collega Гн. Помпея, диктатура in perpetuum Юлия Цезаря, второй триумвират — tres viri rei publicae constituendae Октавиана. M, Антония, Лепида и др.). Они возникали в кризисные моменты на основе легализации уже установленных военных диктатур либо предоставления чрезвычайных полномочий ординарным магистратам и даже частным лицам. Точнее говоря, все чрезвычайные полномочия и особые магистратуры исходили ли они от сената или комиций, развивались из попыток придать легальный характер особой власти военачальников и были проявлением того же кризиса полисно-республиканской конституции. Примечательно, что к этому средству прибегали как оппозиционно настроенные силы, так и республиканские политические группировки[394], поскольку армия и ее полководцы во всем громоздком и расшатанном республиканском механизме были единственной силой, способной привести в подчинение эксплуатируемые массы и поддержать внешнеполитический престиж Рима.
Думается, что в экстраординарных магистратурах позднереспубликанской эпохи можно видеть и начало процесса изменения формы правления, поскольку эго были попытки легализовать, юридически оформить новые порядки. В условиях военно-авторитарного режима, установление которого повлекло за собой не только деформацию, но и разрушение республиканской формы правления, в дальнейшем происходил переход к особой, римской модели монархии — принципату, а затем — к доминату.
Параллельно с обрисованными здесь политическими процессами, а порой и переплетаясь с ними, происходило и постепенное перерастание Рима-полиса в державу. Функциональные и структурные изменения внутри римского республиканского механизма были сопряжены с процессом изменения территориально-организованной структуры Римского государства. Этот процесс может быть очерчен лишь в самом общем аспекте. Однако представляется бесспорным, что процесс перехода от полисной, простейшей полисно-унитарной формы государственного устройства к державе как более сложной унитарной форме был также обусловлен отмеченными выше социально-экономическими переменами. Необходимость удерживать в подчинении огромные владения, где развитие рабовладельческого способа производства либо начавшийся процесс разложения рабовладения также обусловливали обострение классовой и политической борьбы, неизбежно диктовала усовершенствование управления ими. В течение двух столетий правящие круги старались приспособить для управленческих целей различные элементы римского полисного аппарата. Однако это не удалось, поскольку политическая организация полиса предполагала территориальную замкнутость. И хотя сам Рим фактически перестал быть полисом уже со времени такого политического парадокса, как включение в него целой Италии (после Союзнической войны), для полного превращения его в державу потребовалось создание особого административного аппарата, что произошло лишь в условиях нового режима, по мере освобождения государства от пут полисно-республиканской организации
