Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре - [24]
Несколько затруднительно определить, к выполнению внешних или внутренних функций государства следует отнести новые акции римской армии. Среди теоретиков государства и права нет единодушия во взглядах на функции рабовладельческого государства. Унифицировано только деление функций на внутренние и внешние. Но раскрываются эти две группы функций по-разному. Что же касается оценки конкретных сторон деятельности государства, то тут разногласия весьма значительны; при этом авторы нередко впадают в крайности. Так, например, Я. С. Михаляк даже деятельность государства по управлению завоеванными территориями относит к внешним функциям[199]. Положение это представляется весьма спорным. Можно согласиться, что подобное проявление деятельности государства, также как и удержание в подчинении завоеванных племен и народов, является логическим развитием, как бы продолжением внешней «завоевательной» функции. Однако, поскольку речь идет об использовании армии теперь уже «внутри», в пределах подчиненной Риму территории, правильнее было бы говорить в данном случае о выполнении одной из внутренних функций государства. Но в том, что внешняя функция способствует выявлению функций внутренних, присущих всякому эксплуататорскому государству, нет сомнения. Тесная взаимосвязь и взаимозависимость различных сторон деятельности государства проявляются весьма наглядно.
В ходе завоеваний выполнялась еще одна из основных функций римского государства — обеспечивались условия развития рабовладельческого хозяйства. Выражалось это в захвате военной добычи в виде материальных ценностей и рабов. Захватом военнопленных и мирных жителей, которых продавали в рабство, сопровождались уже войны V–IV столетий. Страницы труда Ливия пестрят упоминаниями о подобной добыче и цифровыми данными, скорее всего, почерпнутыми из анналов[200]. Возможно, что в ту пору далеко не все продаваемые в рабство пленники поступали в Рим, еще меньший процент их использовался на производительных работах. Но со временем это явление развилось в настоящую погоню за военнопленными.
Все это стимулировало развитие рабовладельческого хозяйства в Риме — ив оценке значимости этой выполняемой римскими вооруженными силами функции не может быть двух мнений. Другое дело, как квалифицировать эту деятельность: отнести ее к выполнению внутренних либо внешних функций государства. На первый взгляд, речь идет о чисто внешней функции, поскольку захват добычи и военнопленных является результатом взаимодействия римского государства с «внешней средой», с другими общинами и племенами. Это определение ее справедливо в том смысле, что оно показывает, «какова роль государства во взаимоотношениях с другими государствами»[201]. Однако, поскольку эта функция в условиях рабовладения имела особую роль — обеспечивала рабочей силой рабовладельческое хозяйство, тем самым обслуживала глубоко «внутреннюю сферу» — римскую экономику, поскольку захват рабов и других материальных ценностей стимулировал развитие рабовладельческого хозяйства, она с таким же основанием может быть названа внутренней. Думается, в пользу именно такого расширенного толкования данной функции говорит замечание К. Маркса о влиянии на римскую общину военного дела и завоеваний, «что в Риме… по существу, относилось к экономическим условиям самой общины»[202]. Таким образом, здесь мы встречаемся со столь тесным переплетением функций внешних и внутренних, что их почти невозможно разграничить. В государстве, еще переживающем процесс становления, только оформляющем свои классовые задачи, такая нечеткость функций — явление вполне естественное.
По мере оформления рабовладельческих отношений в Риме внутренняя сфера деятельности раннереспубликанской армии приобретала все новые аспекты. С усилением эксплуатации рабов и свободной бедноты растет сопротивление угнетенных масс, усиливается и расширяется карательная функция римского государства.
Римская историческая традиция применительно к эпохе ранней республики упоминает Лишь о единичных случаях восстаний, или, как их называет Ливий, «заговоров», с участием рабов. События эти относятся последовательно к 501, 460 и 419 гг. до н. э.[203] Конечно, это еще не были движения рабов в собственном смысле слова. Можно говорить лишь об участии рабов и клиентов в антиправительственных акциях отдельных аристократов. Но в 460 г. выступление рабов совпало е волнениями бедноты и приняло массовый характер. Большой заговор рабов был раскрыт и разгромлен также в 458 г. Выступления рабов и. бедноты случались в Риме и позднее, в частности, в период между Первой Самнитской и Латинской войнами[204]. Сведений о том, какими силами подавлялись эти ранние выступления, не сохранилось. Карательная роль войска непосредственно зафиксирована источниками лишь применительно к более поздним движениям угнетенных. Но масштабы восстаний и «заговоров» рабов и плебеев в V в. до н. э. (в выступлении 458 г., например, приняли участие свыше 2500 рабов) позволяют думать, что при подавлении их правительство не могло ограничиться малочисленными отрядами городской стражи и римским легионерам нередко приходилось выполнять карательную функцию.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.