Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре - [21]

Шрифт
Интервал

. Количество рабов в Риме сильно возросло в V — начале IV в. до н. э. в пору войн с вольсками. этрусками, кельтами. Правда, к широкому обращению военнопленных в рабов римляне перешли лишь с середины IV в. до н. э., ранее они придерживались обычной практики победителей: переселяли завоеванное население в Рим в качестве людей неполноправных, но свободных[176]. Однако источнику дают материал и о продаже пленных в рабство.  Гак, Ливий сообщает о продаже в рабство жителей г. Фиден, этрусков из г. Вейи. Особенно же много рабов стали привозить в ходе войн IV–III вв.: в 344 г. были проданы в рабство 4 тысячи вольсков из Сатрика, в 307 г. — 7 тысяч, а в 293 г. — 3 тысячи самнитов. В эпоху Самнитских войн вообще началась массовая продажа военнопленных в рабство[177]. Многочисленные сведения о продаже пленных содержат и другие источники[178].

Вопрос о структуре раннего римского общества и характере борьбы внутри него очень сложен и долгое время не находил однозначного толкования. В советской исторической науке вплоть до 50-х годов вопрос о классовой структуре римского общества вообще решался весьма схематично: в Риме, как и в любом рабовладельческом обществе, видели лишь два класса — рабов и рабовладельцев. К рабовладельцам при этом относили всех свободных, в том числе простых крестьян и ремесленников независимо от их имущественного положения. Двучленное деление никоим образом не исчерпывало всего многообразия и сложности отношений в римском обществе. Этот схематизм был тем более неприемлем, что уже сами древние изображали свое общество гораздо более сложным, разделенным на множество слоев, сословий, групп. Против такого упрощения в истории выступил в начале 1950-х годов С. Л. Утченко. Дискуссия, поднятая вокруг вопроса о социальной структуре римского общества, разрешилась тем, что стали различать два основных, антагонистических класса — рабовладельцев и рабов и третий, не основной — класс свободных мелких производителей. Однако и это еще не было окончательным решением вопроса, поскольку в Риме, как в любом античном обществе, «неравенства между людьми играли гораздо большую роль, чем равенство в каком бы то ни было отношении»[179]. Тем более трудно применять социальные категории к обществу той далекой поры, когда классы только оформлялись, когда общество, хотя и имевшее рабовладельческий характер, состояло главным образом из групп, которые детерминировались применительно к римской civitas как полноправные граждане (cives optimo jure) — патриции и неполноправное, завоеванное население (cives minuito jure) — плебеи, а по отношению к средствам производства, к имуществу — как состоятельные люди и малоимущие, неимущие. Однако, представляется очевидном главное: первый определяющий принцип породил сословия, второй — классы[180].

В римском обществе сословное деление не совпадало с классовым. Сословие в ранней республике было социально неоднородным: сословие плебеев, например, состояло из более или менее зажиточных землевладельцев, ремесленников, торговцев, обладавших рабами, а также из сельской и городской бедноты. И к тем группам богатых и бедных, с которыми мы сталкиваемся в раннем Риме, еще трудно применить критерий классовости. Ведь это было общество, где, хотя и существовало социальное неравенство, не имелось еще ярко выраженных классов, сам процесс классообразования не завершился. К тому же классовые отношения и различия здесь, по выражению С. Л. Утченко, были «всегда затенены, «опутаны» и как бы отодвинуты вглубь традицией и правовыми нормами»[181]. Длительное время, не богатство являлось первоосновой знатности, а знатность и привилегированное положение становились предпосылками богатства. Лишь на определенной ступени общественного развития в дифференциацию общества вмешиваются и становятся самым действенным стимулом классообразования частнособственнические отношения и имущественное неравенство.

В ранней республике между патрициями, у которых были сосредоточены средства производства и политическая власть, и неимущей, бесправной массой плебеев проходил и главный фронт борьбы. Богатое плебейство также участвовало в антипатрицианской борьбе, но оно вело борьбу за политическую власть. Основное же социальное противоречие — между богатством и бедностью, которое, по выражению Гюнтера, «конкретизировалось в противоречии между мелким и крупным землевладением, между должниками и кредиторами[182], разрешалось в антипатрицианской борьбе широкой массы плебса. Таково было важнейшее направление социальной борьбы, пока труд свободных производителей еще преобладал над трудом рабов.,

В оценке этой борьбы в раннереспубликанском Риме также нет единодушия. Категоричен в своей оценке В. Н. Дьяков, который, хотя и называет борьбу плебеев и патрициев «еще не классовой, а сословной», подчеркивая, что она происходила в «обществе с еще не завершившейся классовой дифференциацией», тем не менее считает ее антагонистической[183]. Несколько иных позиций придерживаются А. И. Немировский и итальянский историк-марксист Де Мартино. Не считая плебеев классом, предпочитая называть их «основными производителями», А. И. Немировский видит в борьбе — плебеев с патрициями на всех известных этапах «проявление классовой борьбы в формирующемся рабовладельческом обществе»


Рекомендуем почитать
Неизвестная крепость Российской Империи

Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.


Подводная война на Балтике. 1939-1945

Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.


Тоётоми Хидэёси

Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.


История международных отношений и внешней политики СССР (1870-1957 гг.)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы о старых книгах

Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».


Страдающий бог в религиях древнего мира

В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.