Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре - [18]
Если верить источникам, борьба плебеев с патрициями носила сравнительно мирный характер. Но по отдельным эпизодам, полным напряженного драматизма, можно видеть, какого накала она по временам достигала. Рассказывается об ожесточенной борьбе на форуме, сопровождавшейся опустошением полей и разгромом патрицианских и плебейских усадеб[149]. Иногда дело доходило до настоящих восстаний, как было в голодном 439 г. или в 377 г. до н. э., когда после галльского нашествия положение народных масс сделалось особенно тяжелым Плебеи были разорены, обнищали, не имели средств для уплаты долгов, налогов. Борьба плебеев усилилась. Диодор и Ливий единогласно сообщают о грозных мятежах: στασεισ, αναρχία, seditiones ingentes, solitudo magistratuum[150].
Волнения плебеев, связанные с долговым вопросом, традиция связывает с именем Манлия Капитолийского, который в 384 г. требовал исключить из суммы долга уже полученные ростовщиками проценты[151]. Настоящее же восстание (у Ливия — «мятеж»), поводом к которому послужили долговые обязательства, вспыхнуло в 377 г. Даже нашествие вольсков не прекратило борьбы в Риме, так что сенат вынужден был издать постановление о прекращении взыскания налогов и долгов на время войны. Подобный паллиатив, естественно, не мог удовлетворить плебеев, и вопрос о долгах вскоре снова был поднят в законопроекте плебейских трибунов Лициния и Секстия. Следует отметить, что борьба вокруг долгового вопроса носила значительно более острый характер, чем аграрная, а долговая кабала нередко являлась причиной острейших политических конфликтов[152]. Возможно, объяснялось это более тяжелым, поистине безвыходным положением городской бедноты и как следствие — большей ее радикальностью.
Одной из распространенных и действенных форм борьбы плебеев были также сецессии — своеобразные военно-политические «забастовки», во время которых плебеи покидали город, отказываясь служить в римском войске. Источники относят сецессии к 494, 471, 449, 342, 287 гг. до н. э. Западные историки некоторые из них не считают достоверными; так, Эд. Мейер отрицает историчность первых трех сецессий[153]. А. И. Немировсккй же признает почти все даты соответствующими действительности, поскольку годы эти отмечены конкретными результатами борьбы — теми или иными завоеваниями плебеев. И если даже даты не совсем достоверны, то, думается, нет оснований сомневаться в реальности самих событий[154].
Что нам известно об этих сецесеиях? Обычно, собравшись на Авентинском холме, который издавна был местом поселения плебеев и позднее оставался их политическим центром, и скрепив свою организацию различными обрядами и клятвами, повстанцы как бы посвящали себя плебейской богине Церере и тем самым освобождались от воинской присяги, данной римским властям. Затем уже в сопровождении семей они отправлялись на Священную гору либо в другое отдаленное от Рима место с намерением основать свое поселение. Так случилось в 494 г., когда плебеи покинули город как регулярное войско, с оружием и знаменами[155]. Поскольку роль плебеев в римской военной организации была велика[156], а предпринимались сецессии обычно в момент внешней опасности, то правящая патрицианская верхушка вынуждена были идти на уступки: слишком большую опасность представляло мятежное войско, которое всегда могло повернуть на Рим, как это было в 449 г., когда плебеи подняли восстание против тирании децемвиров. Имели место, по-видимому, и настоящие военные мятежи, подобные событиям 342 г.[157]
При оценке роли плебейеких трибунов во всех событиях V–IV вв. отдельные исследователи полагают, что это были военные предводители плебейских (территориальных) триб, функционировавшие и ранее, до объединения общин[158]. Возможно, что учреждение трибуната явилось, по сути дела, признанием за уже существовавшими должностными лицами плебейской территориальной общины права вмешиваться в деятельность патрицианских магистратов, защищая интересы плебеев перед общим правительством. Характерно, что клиенты в этой борьбе участия почти не принимали.
В длительной и упорной борьбе плебеи отстояли свое право на земельный фонд римской общины как право воинов на добычу. По закону Лициния — Секстия, принятому в 367 г. в результате десятилетней борьбы, они были, наконец, допущены к эксплуатации государственной земли. Однако содержание этого «плебейского» jus occupationis ограничивалось всего семью югерами, тогда как земельный максимум для патрицианских семей был установлен в 500 югеров. Подобный закон, по мнению ряда историков, не мог быть принят в 367 г., ибо не соответствовал экономической и социальной обстановке IV в. до н. э.[159] Но уже К. Маркс и Ф. Энгельс считали закон историчным и именно в нем видели доказательство ранней концентрации земельной собственности в Риме[160]. В настоящее время многие ученые все больше склоняются к традиционным датировке и трактовке содержания закона[161]. При этом С. Л. Утченко полагает, что закон «имел своей целью установление предельной нормы земельных владений, покоящихся на любом юридическом титуле»[162]
