Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре - [16]
Глава II
Оформление и эволюция патрицианского аристократического режима в Риме V–IV вв. до н. э.
Уже реформа Сервия Туллия свидетельствовала о высокой степени имущественной дифференциации в Риме. Последовавшие за изгнанием этрусской династии экономические трудности, вызванные разрывом с ремесленными и торговыми центрами Этрурии[129], неудачные войны с соседями, приведшие к уменьшению фонда ager Romanus[130], — все это eще более усугубило социальное расслоение. Происходило экономическое и политическое усиление одних патрицианских родов и семей за счет расширения земельных владений и усиления эксплуатации клиентов, плебеев, рабов и разорение других[131]. Богатели на основе развития местного ремесла, торговли и использования труда привозных рабов-иноплеменников немногие плебейские фамилии. Все больше разорялась, впадала в нищету, попадала в долговую кабалу основная масса плебеев. Положение их усугублялось сокращением римской территории (когда этруски захватили весь правый боре Тибра), повышением цен на оружие — в связи с изоляцией от этрусских металлургических центров, активным привлечением плебеев к военной службе. Свободное население города Рима распалось на два социальных слоя, по сути дела на два класса — на богатых и бедных, на класс свободных мелких производителей и класс крупных землевладельцев-рабовладельцев. (В праве такое разделение общества, на богатых и бедных (assidui и proletarii) нашло закрепление в середине V столетия до н. э. в законах XII Таблиц[132]). Резкая имущественная дифференциация неизбежно вела к обострению социальной борьбы между богатыми и бедными, между патрицианской верхушкой и массой плебеев, Борьба эта осложнялась расслоением в среде самого плебса, что не только повлияло на ход плебейских выступлений и на содержание требований, но повлекло за собой оформление двух направлений в антипатрицианском движении.
Аграрный вопрос был главным в социально-политической борьбе V–IV столетий до н. э.
Экономической основой римской civitas все это время оставалась античная собственность на землю, специфика которой состояла в том, что она существовала в двуединой противоречивой форме: как собственность государственная и как собственность частная, квиритская, причем последняя всегда опосредуется первой. «Она выступает в двоякой форме, — разъясняет К. Маркс, — как государственная собственность и наряду с ней частная собственность, но так, что последняя обусловлена первою, в силу чего только гражданин государства является и должен быть частным собственником»[133].
В Риме это выражалось в том, что существовало общинное, государственное поле — ager publicus — и частнособственнические маленькие приусадебные участки. Будучи собственником небольшого приусадебного участка в 2 югера[134] (де-юре эта собственность считалась семейной, де-факто — была частной собственностью домовладыки), каждый полноправный гражданин имел право оккупировать на основе неписаного jus occupationis земельные участки под пашню или пастбище на ager publicus и владеть ими. Таким путем материализовался главный вид античной формы собственности на землю — коллективная, общинная, государственная собственность. Собственником этой земли была патрицианская община как объединение патрицианских родов[135], а в изучаемую эпоху — патрицианских семей. В V в. до н. э. общинная форма земельной собственности в виде ager publicus, несмотря на начавшийся еще в царский период процесс разложения, играла значительную роль. Но тогда же, в условиях ранней республики, начала складываться и вторая форма античной собственности — характерная для римской общины квиритская, частная собственность. Правда, по мнению Н. А. Машкина[136] и А. И Немировского[137], квиритская собственность тогда только зарождалась. Однако уже в законах XII Таблиц в ряде статей предусматривалась защита права собственности, нарушение прав собственника строго каралось (в статьях о потраве посевов, краже урожая, порубке деревьев и т. д.)[138], рассмотрены способы приобретения собственности и т. д.[139] Следовательно, вопрос о квиритской собственности был разработан в значительной степени. И хотя в законах речь шла еще о фамильной собственности, которую можно рассматривать как переходную форму — от родовой к частной собственности, сквозь семейную собственность все явственнее просвечивала фактически индивидуальная, частная собственность домовладыки.
В конце V–IV в, квиритская собственность постепенно поглощала государственную и становилась на этом этапе развития римской общины преобладающей. Но именно потому, что она всегда возникала на основе ager publicus (либо выкристаллизовывалась из первоначального владения участком на ager publicus[140], либо сразу дифференцировалась из новых завоеванных территорий как doninium ex jure Quiritium), полным, квиритским собственником основного средства производства мог стать только полноправный член гражданской общины. Квиритская собственность была, таким образом, привилегией патрицианских семей, точнее, являлась индивидуальной частной собственностью домовладык-патрициев.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.