Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма - [13]

Я далеко от тебя — таю же вместе с тобой!

СТРАТОН

(II в. до н.э.)

Философия жизни (11, 19)

Пей же теперь, Дамократ, и люби! Не всегда удаётся

Бражничать им, не всегда в обществе мальчиков быть!

Головы наши украсим венками, елеем натёршись,

Прежде чем этот обряд нам на могиле свершат.

Кости теперь пусть вино поглощает, коль жив, а по смерти

Моет их пусть хоть второй Девкалионов потоп!

Вступление к 12-й книге Палатинской антологии (12, 1)

«Зевс — начало всего!» — так однажды Арат нам поведал.

Музы, сегодня с меня снят груз гнетущих забот!..

Если же юноши нравятся мне и любовная нега,

То с геликонскими что Музами делать тогда?

Прочь грустные песни (12, 2)

Песен не ждите моих о страданьях Ниобы, Медеи,

Будет забыт и Приам с жертвою у алтаря,

Итиса не воспою я в чертогах и пташку на ветвях:

Много ведь раз в старину песен слагалось в их честь.

Сладкого Эроса, Бромия вспомню, Харит беззаботных:

Грусть никогда на челе вы не увидите их!

Разновидности членов (12, 3)

Три, Диодор, вида членов у мальчиков есть, из них каждый

Носит названье своё. Знай же об этом и ты:

Если не тронут ещё, называется словом он «лалу»,

При становлении он словом «коко» наречён,

«Ящерицей» называется тот, что тревожим руками, —

Этим же словом и твой следует, мальчик, назвать.

Возраст богов (12, 4)

Я наслаждался с двенадцатилетним мальчонкой. Тринадцать

Лет наступило ему — он вожделеннее стал.

Годом позднее пришёл ещё более сладостный возраст,

И привлекательней всех был он пятнадцати лет.

Шестнадцать лет — это возраст богов, а семнадцатилетний

Юноша не для меня: создан для Зевса лишь он.

Если тебе и постарше милей — то уже не забава:

Время настало, и долг твой — за него отвечать.

Вкусы партнера (12, 5)

Нравятся мне белокожие, смуглые также приятны,

Золото-жёлтый любим, к тёмным питаю я страсть.

Мне светлоокий не чужд, и теряю рассудок мгновенно,

Если меня ослепит чёрных сияние глаз.

Презрение к женскому полу (12, 7)

Девушек скверны объятья, затейливы их поцелуи,

Сладостнейший аромат не источают тела,

Речи нескромны, бесстыдны и грубы у них, а во взгляде

Ложь прочитаешь всегда, неучи, глупые все!

Холодны задом они, и — что самое худшее — места

Ты не найдёшь, где рука нежно могла бы блуждать.

Торговец венками (12, 8)

Лавку цветочную, я, проходя, увидал, как мальчишка

Ловко сплетает венки из ароматных цветов.

Я обомлел, шаг замедлил, сказал, успокоившись: «Мальчик,

Цену назначь мне свою: твой бы веночек... купил».

Он покраснел, словно роза, потупясь смущённо, ответил:

«Прочь убирайся скорей, чтоб не увидел отец!»

Всё же венки я купил просто так, для предлога, а дома

Ими богов увенчал я, о мальчонке молясь.

Женитьба не помеха (12, 9)

Ты, Диодор, так красив, так созрел для любовной услады!..

Если и женишься ты, я не покину тебя!

Моё богатство (12, 10)

Только появится первый пушок над губой, еле зримый,

И на твой лоб упадут пряди златистых волос —

Я не покину тебя, мой любимый. Красу составляют

Волосы и борода — это богатство моё!

Неудача (12, 11)

Ночью Филострат меня навестил, но не смог с ним развлечься:

Он так старался и зря — можно ль такое сказать?

Больше, наверно, ко мне не придёт, мой желанный... Пусть сбросит

С башни меня: стану я Астианактом теперь!

Неприступный юноша (12, 12)

Первый пушок покрывает красавца, но Ладон влюблённым

Не уступает ничуть — как Немесида спешит!

Эпизод в бане (12, 15)

Если в купальне ужалила жаром скамья зад Графика,

Что ж я тогда претерпел? — Крепче мой дерева стал!

Поцелуй юноши (12, 16)

Не убегай от любви, о Филократ! Сам Эрос способен

Сердце моё растопить неугасимым огнём —

Лучше отверзни уста для моих поцелуев! С годами

Милость подобную ты будешь просить у других.

Пора любви настала (12, 21)

Сколь ещё долго украдкой мы будем с тобой целоваться,

Тайные знаки любви взором друг другу дарить?

Сколь ещё тешиться долго одними словами придётся,

Изо дня в день промедлять в том, что уже решено?

Только напрасно мы время прекрасное тратим с тобою:

Речи пустые должна в дело любовь превратить.

Призыв к Диону (12, 175)

К сверстникам зависти нет, увлечённым младыми рабами,

Женоподобный к тому ж кравчий тебе ни к чему.

Кто устоит перед страстью и кто от вина не пьянеет?

Юношей кто красоту взглядом своим обойдёт?

Нравятся людям такие забавы. Тебе коль противны,

То отправляйся туда, где нет вина и любви, —

В край, где Тиресий и Тантал терзаются в страшных мученьях:

Первый не видит ни зги, видит одно лишь другой.

Стыдливый юноша (12, 176)

Так почему же, Менипп, облачён ты до самых лодыжек?

Раньше одежда твоя не покрывала колен.

Голову ты почему опустил и меня избегаешь?

Знаю, что хочешь прикрыть! «Здесь я!» — таков уговор.

Ночные грёзы (12, 177)

Вечер настал. Пожелали друг другу мы ночи спокойной.

Ласки его были сном?.. Явью?.. Не помню теперь.

В памяти ведь всё ясней и яснее всплывает другое...

Вспомнил, о чём он просил, что говорил я в ответ!

Нет, не уверен... Меня полюбил ли он? Коль это правда,

Богом я стал. Почему ж я на земле остаюсь?

Силы восстановятся (12, 178)

Воспламенял меня Тевдис, блистая средь юношей милых.

Он словно солнце: встаёт, чтоб на закате упасть.

Я и теперь весь в огне, когда мгла на него опустилась.

Солнце не станет другим, если и пало оно!