Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма - [15]

Ставьте скорее: влюблён буду в последний я раз!

Трудный выбор (12, 173)

Сердце пронзили Демо мне и Термион! Первая — шлюха,

Термион дева — она таинств не знает любви.

Первой касаюсь, второй же — не смею. Клянусь Афродитой,

Больше кто мне по душе, я затрудняюсь сказать.

Я произнёс бы «Демо», девой будь она, но не прельщаюсь

Тем, что доступно. Люблю свято хранимую честь!

ФИЛОН

(I в. н.э.)

Старость и ум (11, 419)

Коль седина в сочетаньи с умом — уваженья достойна,

Нет если с нею ума — старости только позор.

ЭРАТОСФЕН СХОЛАСТИК

(VI в. н.э.)

Недвусмысленное предложение (5, 242)

Я побледнел, как увидел Мелиту: ведь шла она вместе

С мужем. В волненье придя, слово такое сказал:

«Можно ль калитки твоей перекладину приподниму я,

Двери двустворчатой я освобожу свой штырёк,

Через преддверье твоё проникну ко влажному входу,

Кончик ключа своего внутрь замочка вложив?»

Бросив косой взгляд на мужа, она, рассмеявшись, сказала:

«Если к двери подойдёшь, станешь добычей собак!»

Любовь к женщинам (5, 277)

Льнут пусть к мужчинам другие. Я женщин извечный поклонник:

Дольше ведь в сердце своём чувство любви берегут!

Не по душе молодёжь мне, противна она, ненавистна.

Быстрорастущую я бороду разве стерплю?

ЮЛИАН ЕГИПЕТСКИЙ

(VI в. н.э.)

Снисходительное наказание (5, 298)

Высокомерной Марии, желанной моей покарай же

Гордость, упрямство её, Дике, царица, прошу!

Смертью?.. К чему, госпожа! Пусть, напротив, познает седины.

К телу сухому тогда годы прибавят морщин,

Слёзы венчать будут старость, былая краса потускнеет.

Нрав горделивый её станет причиной тому.

ЮЛИЙ ЛЕОНИД

Вопрос к Зевсу (12, 20)

Снова Зевес на пиру веселится среди эфиопов,

Снова дождём золотым в спальню к Данае спешит.

Странно другое: узрев Перинадра, красавца на небо

Он не унёс. Может, бог стал равнодушен к юнцам?

НЕИЗВЕСТНЫЕ ПОЭТЫ

Бескорыстие Стенелаиды (5, 2)

Стенелаида огнём города за немалую плату

Может любовным своим с лёгкостью испепелить.

Целую ночь уже дрёму теперь от меня отгоняет,

Вплоть до утра, не беря злата, ласкает меня.

Признание в любви (5, 26)

Вижу ли я столь блестящие чёрные кудри, царица,

Или, напротив, твои русые волосы зрю —

В случае том и другом ты красою сияешь всё той же!

Будь у тебя седина — в ней обитал бы Эрот.

Два вида любви (5, 65)

Образ орла принял Зевс, представ пред красой Ганимеда,

Мать же Елены увлёк, в лебедя, он, превратясь.

Но совместимы ль утехи? Другим — и другое послаще.

Одновременно люблю то и другое и я!

К кифареду (5, 99)

О кифаред, как хотел бы, чтоб ты мне сыграл на кифаре,

Бил бы по крайней струне, среднюю же расслаблял.

Страсть к банщице (5, 82)

Банщица пышная, так горячо тобой ванна нагрета!

Даже одежды не сняв, я ощущаю огонь.

Раб Эрота (5, 100)

Если меня упрекают, что я, как прислужник Эрота,

С взором горящим мечусь, словно за дичью в полях,

Знают пускай, что и Зевс, и Аид, и морей повелитель

Были рабами всегда неутолимых страстей.

Разве деянья бессмертных примером не служат для смертных?

Зная проделки богов, можно винить ли меня?

Неожиданный диалог (5, 101)

«Девушка, здравствуй». — «Привет!» — «Впереди кто идёт?» — «А тебе что?» —

«Я неспроста говорю». — «Это моя госпожа». —

«Есть ли надежда?» — «Что надо?» — «Одной только ночи». — «А деньги?» —

«Золото дам!» — «Хорошо». — «Вот оно». — «Нет, не пойдёт».

К бутылке (5, 135)

С длинной шеей, изящноокруглая, ладнолитая,

Льющая влагу сполна с шумом из сомкнутых уст,

Жрица весёлая муз, Афродиты и буйного Вакха,

Смехом дарящая нас, ключница общих пиров, —

Если я трезв, отчего ты мне кажешься пьяной, а пьян я,

Трезвою выглядишь?.. Ты дружбе застольной вредишь!

Неуступчивая (5, 304)

Был виноград когда зелен, ты мне отвечала отказом.

Зрелым стал — мимо прошла! Дай мне теперь хоть изюм!

Дары Дионису (6, 172)

Перед чертогом твоим Порфиридой из Книда, Дионис,

Этот положен венок, остроконечный двойной

Тирс и браслет — украшение ног. Она с ними кружилась

В танце неистовом, в храм твой приходила когда,

Шкуру оленя набросив на грудь: «Дар расскажет, Дионис,

Как я прекрасна была в пляске безумной своей!»

Обещание пьяницы (6, 291)

Вакховой чаши подруга, слегла Вакхилида однажды,

Стала Деметре она вот что тогда говорить:

«Если останусь жива и горячка отпустит, я буду,

Солнце пока не взойдёт в тысячный на небе раз,

Пить ключевую лишь воду, вина не пригублю ни капли!»

Легче ей стало когда, вот как схитрила она:

В руку плетёное сито взяла и сквозь частые дырки

Солнце узрела одно сотни и тысячи раз!

К путнику (7, 28)

Путник, сверши возлиянье у Анакреона могилы,

Мимо неё проходя: выпить всегда был не прочь!

Пламенная страсть (9, 15)

Милый, ты ищешь огня, чтобы этот светильник прекрасный

Ночью желанною вновь воспламениться бы смог.

Сердце горит у меня! Подойди и возьми это пламя:

Душу сжигает оно, ярким сияя огнём!

Жертвы Эрота (9, 157)

Богом назвать кто Эрота решился? Какой же приносит

Бог нам несчастье, людей кровь проливает, смеясь?

Разве в руке он меч острый не держит? Взгляни же на эти

Шкуры поверженных жертв, богом свершённых убийств.

Мать вместе с сыном убиты, убитый лежал на телах их:

Он в наказанье забит насмерть каменьями был...

И не Аид виноват, не Арей, то Эрота проделки:

Так развлекаться привык этот мальчишка — Эрот!..