Досье «72» - [36]

В «Регалти» нам начинало казаться, что дело затягивается:

— Но ведь там выступают одни старики!

— А что, молодежь не имеет права высказаться по этому вопросу, да?

— Бедняга Гарсен, а он неплохо держится в этой клетке с хищниками! Ах, предки, они хорошо подготовились!

Перед самым началом схватки политических тяжеловесов весь зал уже был на стороне Гарсена, окруженного бандой подлецов. Кузен Макс уже не мог сдерживаться:

— Черт возьми, до чего же умна эта Браше, до чего же умна!

Рекламная пауза успокоила умы людей в студии, равно как и собравшихся в «Регалти». Каждый заказал себе очередную порцию выпивки, кроме стариков, которые продолжали хранить верность своему единственному бокалу кира[6].

Но вот началась сама схватка.

Сразу стало видно, что Вассеро был силен, намного сильнее соперника. Он сразу же взял Гарсена за горло, спокойно, но с такой решимостью, которую было трудно ожидать от человека семидесяти девяти лет.

— Господин Гарсен, вы, кажется, христианин? Просто верующий католик или посещаете церковь?

— Конечно же, я католик, — ответил тот, не чувствуя ловушки (все начиналось неплохо! Кузен Макс уже брызгал слюной), — я католик и хожу в церковь. И горжусь этим, в то время как вы…

— Я не католик, если можно так выразиться! Я не верую и не хожу в церковь. Как верный католик, вы знаете и выполняете десять заповедей… Вы можете назвать мне первую заповедь?

— Конечно… Я… Ну, конечно, не убий…

— Вот именно. Не убий. Что вы об этом думаете? Что вы думаете, готовясь к убийству скольких?.. Шести, семи, восьми миллионов невинных?

— Ай-ай-ай, он пропал. Все пропало. Ну, кому в голову пришло устраивать этот телепоединок!

Кузен Макс больше не верил в удачу. Он залпом выпил остаток пива. От пены на его верхней губе образовались усы, придавшие ему вид древнего, семидесятидвухлетнего старца, но его это не заботило. Столько труда, столько надежд, загубленных одной идиотской теледискуссией… Гарсену конец.

— Послушайте, Филипп Вассеро, коль скоро вы хотите поиграть на этой ноте, я хочу присоединиться к вам. Вы говорите шесть, пусть восемь миллионов невинных людей? Я отвечаю вам: шестьдесят три миллиона невинных. Да, шестьдесят три миллиона невинных французов, которым проводимая вами и вашими друзьями политика принесла только одни разочарования. И эта лишенная будущего жизнь, возможно, намного хуже смерти. Теперь я, быть может, вас шокирую, мсье Вассеро, но, поскольку вы говорите о какой-то Варфоломеевской ночи современности, я вам отвечу: речь идет о законной самообороне. Вот именно! Ваша убийственная политика вынудила нас, правительство и меня, прибегнуть к мерам законной самообороны. Франция — моя страна. Ваша страна, она защищается. Если вы знаете другой путь выхода из тупика, умоляю, укажите мне его, пока еще не поздно.

По столиками «Регалти» прошел одобрительный шепоток. Гарсен явно набирал очки. Он меня поражает, просто поражает. Кузен Макс упал с небес: после того, как Бертоно взял Гарсена в свои руки, тот стал уже совсем другим человеком.

Дискуссия приняла более выраженную политическую направленность, каждый из противников критиковал меры, от которых другой клятвенно отрекался. Гарсен держался очень хорошо. Гарсен ставил Вассеро в затруднительное положение: он освежал противнику память. Скажите, Филипп Вассеро, сколько денег вы потратили на то, чтобы привлечь на свою сторону благосклонность людей третьего возраста, которых вы считаете преданными нашему делу? Не лучше ли было использовать эти миллиарды на создание новых рабочих мест? Именно это мы и обещаем сделать. Но нет, вы разыграли карту пожилых людей. Это хорошая мера с точки зрения политиканства, но плохая с точки зрения политики. Если бы мы и дальше позволили вам это делать, Франция стала бы филиалом США со всеми этими стариками, запертыми в позолоченные гетто, где их деньги служат для того, чтобы вырывать молодые дарования из их родных стран и устанавливать свой контроль над предприятиями по всему миру. И они продолжают выжимать сок из лимона, чтобы стать еще богаче, и они требуют 15 %, 20 %, 30 % дивидендов, а руководство увольняет людей, а бедняки становятся еще беднее. Вот какое будущее вы нам готовили!

Новая рекламная пауза позволила Вассеро унять едва сдерживаемую ярость, а завсегдатаям «Регалти» перевести дух.

Когда возобновилась трансляция, мы все почувствовали, что Вассеро сменил тон. Он явно перестал выполнять свою задачу. В его семьдесят девять лет это было вполне естественно. Он решил больше не прибегать к помощи цифр. Он не станет говорить о двухстах миллиардах экономии, которые упомянул его противник, ведь цифры — это всем известно — каждый может толковать по своему разумению. Нет, ему хотелось бы говорить просто и ясно о том, что его ожидало на будущей неделе, если большинство проголосует «за». Он предпочел представить себе нескончаемые колонны жертв, которых набьют в вагоны для перевозки скота, о лагерях смерти, которые будут устроены повсюду, о горе семей, вдов, сирот…

В «Регалти» оживились. Старики у стойки пролили слезу в свой кир — по-прежнему первый и единственный, — они собирались просидеть с ним весь вечер, хозяин готов был их сожрать, большинство посетителей стали возмущаться. Этот Вассеро преувеличивает, он передергивает карты, это нехорошо, он представляется жертвой, хотя сам раздает удары, старый шулер. Заметьте, от стариков можно ждать всего что угодно. Двое или трое пьяниц уставились в свои стаканы. От слов выступающего им сделалось нехорошо, они представили себе, как идут на виселицу под конвоем охранников со злыми собаками, не имея при этом возможности выпить последний стаканчик. Здравый смысл возобладал. Кивком головы они заказали еще выпивку у хозяина. Взяв в руки бокалы с пивом, они повеселели, не будем драматизировать, да что это такое говорит товарищ Вассеро? Но товарищ продолжал в том же духе.