Досье «72» - [38]

Известно, что алкоголь никогда и никому не помог по-настоящему решить конкретные проблемы. Согласитесь, что смертный приговор в расцвете сил, в возрасте семидесяти двух лет, ставит конкретную проблему. Пили они или же нет, но старики не смогли забыть свое горе. Я не смог удержаться от того, чтобы не рассказать с нехорошим удовольствием своим приятелям из «Регалти» случай в булочной. Едва проснувшись, я отправился туда за круассанами, рассчитывая, что они помогут мне справиться с головной болью, от которой я маялся всю ночь. Когда продавщица укладывала их в бумажный пакет, в дверях булочной показалось маленькое существо с затравленным взглядом.

— Здравствуйте, мадам Мулен, как поживаете? — спросила булочница, а потом поспешно и неловко добавила: — О, простите.

Она вспомнила, что не время было интересоваться состоянием духа или здоровья восьмидесятилетней женщины. Которая не обратила на эту неловкость внимания. На деле она даже и не расслышала вопроса, мыслями она была в другом месте, она уже отправилась в путешествие в некую злую страну, где стариков мучают перед тем, как убить их под звуки оркестра. Не отрывая взгляда от багетов, она подошла к прилавку и застенчиво показала на них пальцем:

— Могу ли я все-таки купить хлеб?

В «Регалти» это «все-таки» произвело настоящий фурор. В течение многих недель ни один из постоянных его посетителей не делал заказа без того, чтобы не спросить у хозяина: патрон, можешь ли ты все-таки дать мне это?

Мне пришла в голову неплохая мысль взять денек отдыха. Несмотря на мнения одних и других, глядя на молодых и менее молодых на улице, на беззаботность одних и на недоверчивость других, бездеятельность позволила мне почувствовать облегчение от мигрени, а после облегчения задаться вопросом, который меня мучил: был ли я в числе победителей или в числе побежденных? Конечно же, я проголосовал «за» за то, чтобы облегчить страдания семидесятилетних. Когда человеку нет еще тридцати лет, он не задумывается об угрызениях совести, свойственных пожилым людям. Несмотря на то что об этом мало рассуждаешь, все равно понимаешь, насколько они могут быть болезненными. Меня не радовало то, что стариков омолодят и что молодые со временем превратятся в стариков. Мы уже спорили об этом в «Регалти» и очень быстро сошлись во мнении. Мы ни за что не дадим нашим старикам страдать, мы проголосуем «за» ради их же блага. И ради нашего.

Таким образом, голосование не повлияло на мои убеждения. И все же теперь, когда кость была брошена, некое смущение не давало мне возможности насладиться чувством выполненного долга и выходным днем. Речь шла вовсе не о раскаянии или чувстве вины, все это было ерундой, так, камешком в ботинке, но это все же не позволяло мне чувствовать себя полностью в своей тарелке. Короче говоря, я уже не был столь уверен в себе, а точнее, я стал спрашивать себя, не лучше ли мне было задаться этими вопросами до голосования.

Пара-тройка стаканов дали мне возможность более ясно взглянуть на вещи и списать этот момент слабости на последствия мигрени, а также на кошмары, которые я видел во сне. Когорты стариков, выстроившихся перед бойнями, о которых во время теледебатов говорил Вассеро, вероятно, помешали спать спокойно не мне одному.

Появление Кузена Макса положило конец моим вопросам. Держа под мышкой несколько газет, он рухнул на лавочку с лицом, которое свидетельствовало о тяжелом дне. Настроение у него было угрюмое.

— Что за идиоты!

— Кто? Французы?

— Да не французы, они проголосовали так же, как их руководители. Нет, я говорю о газете «Либерасьон». Видел, до чего они докатились?

Нет, я еще не видел их первую полосу, превращенную в сообщение о кончине и трауре. Там был только один заголовок: Восемь миллионов приговоренных к смерти.

— Ну и что? Разве это не так?

— А из тебя вышел бы прекрасный политикан! Да наплевать на правду. Главное, как представить вещи. А тут они не просто сгущают краски в прямом и переносном смысле, они этому радуются. Они воют, как волки на луну, и втихую хихикают. Ну да ладно, давай поговорим о другом… Что говорят по телевизору?

Тут как раз началась программа новостей, и по телевизору наговорили и показали много чего. Сцены всеобщего веселья ночью в центрах городов. Молодые люди, которых в разгар танцев с криками «мы победили, мы победили» спросили о причинах веселья, с трудом смогли объяснить свою радость.

— Ну, мы, это… победили, — сказал один из них в то время как его приятели подталкивали его, чтобы он привел более веские аргументы. — На деньги стариков мы получим работу. Нет, не на деньги стариков, а на деньги, которые государство на них сэкономит. И потом мы будем раньше выходить на пенсию. И потом для стариков это клево, они будут меньше страдать, правда?

Молодежь криками подтвердила свою убежденность в этом, а более взрослые люди встретили эти слова молчанием. Несмотря на продолжительные поиски, журналистам не удалось найти ни единого человека семидесяти лет и старше. Не рассчитывая на их участие в празднике, журналисты с удовольствием показали бы, как старики играли в честную игру, признались бы, да, проиграли, но обиды нет. Но делать было нечего, старики заперлись по домам, пошли слухи об убийстве в восемнадцатом округе: какой-то старик, которому мешал спать шум на улице, якобы открыл огонь по толпе. Но после расследования выяснилось, что это были не звуки выстрелов, а разрывы петарды, что трупы еще шевелились, но были слишком пьяны, чтобы встать на ноги.