Дороги в горах - [92]

Савраска, предоставленный самому себе, спешил под крышу, в стойло. Сани закатывались, кренились, а Игорь, не отрывая взгляда от звезд, продолжал думать: «Колька, говорят, из армии пришел. Они там рядом, каждый день встречаются…» Сани с разгона влетели в грязь. Под полозьями захрустело, точно поджаренная корка, потом зачавкало, а через несколько секунд со скрипом заскребло, да так противно, что Игорь весь передернулся. А Савраска пыхтел, тужился, стараясь скорее достичь центральной усадьбы.

Услышав далекий лай собак, Игорь весь встряхнулся, точно хотел выгнать из себя зябкую дрожь. Сейчас он сдаст коня — и в столовую.

«Ох, Иваныч, умаял ты конягу. Вишь, в мыле весь, — непременно скажет ему конюх Аксеныч. Иначе старик не может. Бывает, что конь совсем не устал, весь сухой, но Аксеныч все равно сокрушается, с охами и вздохами трет коня жгутом сена.

Аксеныч крупен в кости, сутул и так зарос буйными цвета вара волосами, что виднеются лишь глаза. Почти весь зрачок левого глаза закрывает пленка бельма, но правый хотя и линялый, а бойкий, светится будто уголек в золе. Зимой и летом на Аксеныче кожух. Он так обшарпан, замызган, что невольно появляется мысль: «Кто из них старше, кожух или его владелец?»

Недавно из случайного разговора со старухой уборщицей конторы Игорь узнал, что у Аксеныча два сына, «люди степенные, самостоятельные». По их настоянию Аксеныч лет пять назад ушел на пенсию, но вскоре вернулся на конюшню. Днюет и ночует там.

Игорь не ошибся — с дедом произошло все почти так, как он и думал, только к привычным уже словам дед, хлопоча около коня, добавил:

— Говорил — в седле. Теперь самый раз верхи.

Игорь молча вышел из освещенной конюшни. В темноте споткнулся о что-то, кажется, об оглобли саней, больно зашиб ногу. «Верхи!.. — озлобленный, передразнил он Аксеныча. — Знает, наверное, что не могу, потому и долбит. Питекантроп!»

Когда они были на последней практике в совхозе, Олег предложил съездить верхом на отделение. Сам он ловко вскочил на коня и оттуда поторапливал Игоря: «Давай, давай! Да не с этой стороны. Слева надо!» Игорь и слева не мог прыгнуть на невысокого полусонного мерина. Он подвел коня к пню. Пока сам взбирался на пень, конь, соблазнясь травой, отошел. Олег хохотал до слез.

«Надо научиться, — думал Игорь, шагая в темноте к чайной. — Уведу коня за усадьбу и там научусь. Обязательно!»

* * *

Жизнь иногда преподносит такие сюрпризы, что только ахнешь…

Игорь ждал, когда подадут глазунью и пирожки. В небольшом квадратном зале было тепло и, пожалуй, уютно, если бы не проезжие шоферы. Заняв весь передний угол, они, чумазые, в лоснящейся одежде, «заправлялись» так энергично, что стоял невообразимый гвалт. Официантка несколько раз пыталась урезонить их, но они сводили все к шуткам и продолжали свое.

— Да посмотрите, что со скатертью сделали!

— Э, дорогуша, мы вот всю дорогу в мазуте, а ничего, и жены не обижаются, и на стороне, случается, ухватываем.

Официантка отступилась, и сейчас же до Игоря долетели крепкие соленые слова. Игорь сжал тонкие губы, опустил голову. Его взгляд упал на чешские ботинки. Будто они и не его. Под грязью не видно даже крупных блестящих застежек. За отворотами узких брюк тоже грязь. И всюду сенная труха нацеплялась. Игорь подумал о том, что в распутицу здесь все ходят в сапогах. Хорошо, пожалуй, то, что удобно. И ему надо сапоги. И брюки толстые, чтобы не продувало.

После приятного совмещения обеда с ужином Игорь почувствовал, что мороз окончательно расстался с его телом. Настроение улучшилось. Он с наслаждением затянулся сигаретой, отхлебнул крепкого горячего чая.

— Давайте выметайтесь! — кричит на шоферов Тамара. — Рассчитывайтесь и уезжайте! Закрываем. Налижутся, а потом аварии всякие. Людей гробят, сами садятся.

— Тамара, — позвал Игорь.

Она подошла, вынула из кармана передника блокнот. Алая краска на губах слиняла, лицо серое, завялое.

— Да нет, я не рассчитываться. Чаю бы еще. Да присядь, потом… Устала?

— Знаете, как за день тут натолчешься? Ног не чуешь.

«Действительно, — участливо подумал Игорь, — а мне вот и в голову не приходило, что тут трудно. Я не выдержал бы. Возись со всякими…»

— А может, молока?

— Нет, лучше чаю.

— И когда они только уберутся! Надоели, как черти. — Тамара сунула в карман блокнот и сипловато прикрикнула: — Сколько раз говорить? Выдворяйтесь! Жены, поди, заждались.

За последнюю фразу моментально зацепился молодой одутловатый парень — сказал на цыганский манер:

— А я, красавица, одинок. Никогошеньки. Может, совсем притормозить, пожалеешь сироту?

— Все вы, окаянные, на один аршин — как за ворота, так и сирота! — крикнула из-за стойки пожилая буфетчица. — Мой вот тоже…

Шоферы наконец расплатились и гурьбой вывалились из чайной. Игорь прикинул в уме, сколько с него причитается.

— Закрывай, а то будут лезть на огонь, — сказала буфетчица. — Без четверти десять.

Игорь внезапно почувствовал, что ему захотелось спать, даже глаза слипаются. Вот если бы, не выходя в холодную темноту, очутиться в своей маленькой комнатке, вытянуться на постели, уперев ноги в натопленную тетей Машей печку. Обычно Игорь в постели просматривает газеты, читает «Юность» или «Иностранную литературу», но сегодня он, конечно, сразу уснет.