Дорога на плаху - [57]
— О, вы напрасно о петле. Нас интересует только то, что связано с нашей фирмой. Поясню на примере. Недавно гости с юга попали в перестрелку на сорок пятом километре западного шоссе. Оказались чьи-то конкуренты. О ходе расследования перестрелки, интересуются люди по этому телефону, — незнакомец передал номер на листке, причем он был в перчатках. — Информируйте о ходе следствия, и ваши крутые будут удовлетворены, но они еще какое-то время будут маячить у вас на глазах, не более. В дальнейшем, если вы не передумаете, будем приплачивать за любую новую информацию, касающуюся одной фирмы. Названия ее пока нет. Сообщу дополнительно.
Капитан долго молчал.
— Сколько может продолжаться наша связь?
— Пока не закроется дело о перестрелке с гостями с юга.
— На это могут уйти годы! — воскликнул капитан. — Я в управлении мелкая сошка.
— Но мы даем хорошую плату, и ничего опасного не требуем. Только информация. Может быть, вам понравится иметь к хлебу масло и колбасу, а то и паюсную икру, иметь карманные деньги, вот как я, — незнакомец сунул руку в карман куртки и вытащил оттуда пачку купюр, небрежно сунул их в карман соседа.
— Что вы делаете?
— Так никто ж не видит. Сумрак, а деньги в кармане ощущать приятно.
— Обрабатывать на нужде вы умеете.
— И не только! Зарабатывать умеем, капитан, — подчеркнул удовлетворенно незнакомец, приняв последнюю фразу Митина, как согласие. — Звонить часто не надо. Скажем, один раз в неделю с нейтрального телефона, если, конечно, нет ничего нового и интересного. До свидания, капитан. Купите жене коробку конфет. Женщины это любят.
От квартиры Кузнецовых к Рябуше предстояло ехать едва ли не через весь город. Поразмышлять о том, что ущелье для афганца сужается и темнеет, время есть. Откровенно говоря, Николай думал, что еще на кузнецовской квартире его достанет снайперский выстрел, а когда увидел запертую на ключ комнату, понял: это засада. Пока шеф со стариками токовал, он все же уловил едва слышное дыхание за дверью и готов был в любую секунду влепить пару горячих из пистолета. Этих, положим, он бы уложил, а где гарантия, что в подъезде этажом выше не приютились дублеры. Но пронесло.
Николаю чертовски не нравятся бабские дела шефа. Когда они сходились девять лет назад, речь шла об обороне против рэкета. С такой падалью Николай готов драться по убеждению и дрался.
Одно дело пришить обнаглевшего уголовника или свернуть ему скулу, тащить лямку охранника, теперь у него целая служба безопасности, и совсем другое дело, ублажать похотливые запросы шефа. Бывало, веселились круто — снимали девчат в кабаках и не раз, отрывались по полной и разбегались. Нормально. Бывало западал продолжительно. Но своих девчат Николай не трогал. У него железное правило: никаких служебных романов. Лучше всего амурными делами заниматься на стороне, тогда есть шанс не засветиться перед семьей, перед коллективом.
Шеф пренебрегал этим правилом с молодости, и неприятности тащились за ним, как шлейф за кометой. Николай дважды гасил скандалы, которые поднимали любовницы шефа. Просто увольнял женщин с работы. Но тот не унимался и заводил романы с каждой новой симпатичной сотрудницей. Необыкновенно безрассудно вел себя с Евгенией. Его страсть к ней, словно разбушевавшаяся стихия, достигшая своего апогея, готова была низвергнуть все здание, которое он построил. Букеты цветов, кактусы, извращенное ложе любви создавали необычную обстановку и доводили его до исступления. Однажды в минуты интима с Евгенией, чуть не ворвалась в кабинет его жена с детьми. Николай едва сдержал ее. Однако та закатила дома скандал, но буря не смогла оборвать затянувшуюся связь с Евгенией. Николай знал, она не доведет до добра.
Появилась актриса Савинова. Она каким-то образом прервала это безумие. Но актриса оказалась и для Николая, и для шефа тем узким ущельем с вьющейся по нему дорогой и сидящими на утесах снайперами, которых он боялся. Николай не собирался вести войну с женщинами, но раскатившаяся колесница их криминальных дел, несла к пропасти. Участвуя в расправе над Савиновой, Николай прекрасно знал, кто она для Костячного. У него остался неприятный осадок от того, что эти двое имели брошенного и не весть где находящегося сына. Николая жутко покоробило в тот момент, когда Костячный швырнул на пол перед связанной актрисой альбом, а из него вывалились снимки Евгении. Парфенов опешил: но снимки оказались не Евгении, а самой Савиновой в молодости. Это было выше всяких сил: Савинова — мать Евгении! Костячный жил с юной и прекрасной Савиновой, но как бесчувственный аллигатор проглотил дочь актрисы. Но далее! Савинова утверждала, что дети у нее были только от Костячного! И еще тогда во время пытки несчастной, когда, казалось, палачи не в состоянии мыслить, он догадался, — о, мама родная, что ж это получается! Если верить Савиновой — Костячный трахал свою дочь! Но у актрисы нет никаких документов на дочь. Все это чудовищно. И что самое дикое — никто из троих не догадывался о родстве.
«Глаз не видит — сердце не болит», — передразнил Николай в душе сказанное Костячным. У патрона заболело сердце от всего расклада с актрисой, Евгенией и ошеломляющей новости с Анатолием. Тут недолго чокнуться. Какой чудовищный клубок, какая чудовищная сатанинская сила повязала всех четверых! Теперь Костячный осознал все это и хочет разрубить гордиев узел: вместе со стариками уничтожить Евгению, чтобы навсегда похоронить эту жуткую тайну!
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.