Дорога на плаху - [55]

— Заткнись или я выбью тебе мозги!

— Заткнулся, — весело ответил афганец, — и получил удар в челюсть. Машина вильнула, едва не зацепив соседа.

— Ишь ты, вздумал отвалить, вызывай Кира по адресу.

— Гнев не лучший советчик, шеф, — он свернул под арку дома. — Мы уже приехали. Давай сольем накипь и спокойно доварим кашу.

— Я принял решение, — непреклонно, но более спокойно ответил Костячный. — Она будет жить, если выясним, что обо мне уже что-то известно ментам: зачем следить. Пока мне вопросов никто не задавал, а чтобы в дальнейшем их не последовало — она должна замолчать.

Возражать бесполезно, хотя ясно, что шила в мешке не утаишь: вся бухгалтерия шушукалась об отношениях шефа и Евгении, а наушница Николая сообщила ему о завязавшемся романе едва ли ни на второй день. Похоже, по описанию Вероники, инспектор-налоговик ни кто иной, как детектив, которого он сегодня замочил. Если сказать о предположении Игорю сейчас, точно, расколет башку за умолчание информации. Лучше повременить.

Они вышли из машины, припарковав ее во дворе дома. Николай, отыскав взглядом подъезд, уверенно направился к нему. Поднялись на лифте на шестой этаж, подошли к двери. Николай нажал на кнопку звонка, и почти сразу же ответили, что не понравилось.

— Кто там? — послышался вопрос голосом скворчонка из Простоквашино.

— Благотворительный фонд при администрации губернатора по выдаче единовременных денежных пособий, — уверенно ответил Николай. — Пенсионеры Кузнецовы здесь живут?

— Да.

— В таком случае получите по три минимальных оклада деньгами. — Николай знал, что это сработает безотказно.

Дверь отворилась, и Николай увидел нестарую женщину, которая подозрительно глядела на него. Вот она перевела взгляд на листок платежной ведомости, что держал в руках улыбающийся приятный мужчина, тоже улыбнулась.

— Проходите. Не забывает нас, стариков, губернатор. Недавно консервами отоварились, теперь деньгами. Мы, правда, не бедствуем, но кто откажется от рубля, — говорила Кузнецова, пропуская гостей вперед.

— Все верно, мамаша, все верно, — согласился Николай, — у вас квартира большая, платить за нее немало приходится, трехкомнатная.

Афганец, как бы мимоходом в разговоре, толкнул дверь, ведущую в обособленную комнату. Она оказалась запертой.

— Дружок сына нашего живет. Челнок. Замок врезал, уехал в очередной вояж. Мы с него плату не берем, только за свет, да за воду. Это по теперешним налоговым временам — ничего?

— Ничего, — подтвердил Николай, пристально осматривая совмещенную с туалетом ванную. — Неудобно? Старый проект, понятно.

— Привыкли, — примирительно сказала хозяйка, пройдя в зал. — Присаживайтесь к столу. Геннадий, к нам тут из благотворительного фонда пришли. Читает все мой, там комната светлее.

Из смежной комнаты вышел седовласый, крепкий мужчина. Поприветствовал.

— Я деньги вручу, а вот мой спутник поговорит с вами, — сказал Николай, указывая на Игоря. Хозяева вопросительно уставились на Костячного.

— Где-то я с вами встречался, лицо больно знакомо. Строитель? — спросил Кузнецов.

— Нет, не строитель. В Ачинске жил. Хорошо, что мое лицо вам знакомо, проще будет договариваться.

— О чем?

— О сыне Анатолии, которого нарекали сначала Сашей.

— Батюшки! — всплеснула руками Кузнецова. Молча, побагровев, опустился в кресло Кузнецов. — Сколько лет прошло! Видно и вправду счастье у чужого очага не обретешь.

— Итак, вы поняли, кто перед вами, не придется длинно объясняться, — удовлетворенно сказал Костячный. — Я действительно кровный отец Анатолия. Но не отнимать его пришел у вас, слишком поздно, а договориться о молчании. Я богат, и могу заплатить любую сумму за гробовое молчание о моем отцовстве.

— Помилуйте, кому же нам об этом говорить, человек хороший! — бурно вырвалось у Кузнецовой, — мы из Ачинска уехали ради того, чтобы эта тайна не всплыла никогда.

— Вот и прекрасно. Назовите сумму, которую я должен вам заплатить за дальнейшее молчание?

— Никакой суммы, — сказал Кузнецов, едва сдерживая волнение. — Эта тайна уйдет с нами в могилу. Важно, чтобы вы не сказали о ней Анатолию, зачем ему эта истина, если он наш с пеленок.

— Согласен. Но крупная сумма, будет обязывать вас молчать при любых обстоятельствах. Не так ли? Для моей уверенности, даже перед следствием, — Костячный вынул пачку стодолларовых купюр и добавил: — Здесь десять тысяч долларов. Не возражаете? Пусть это будет моя благодарность за воспитание Анатолия. Он прекрасен! — Игорь бросил пачку на стол.

— Простите, а кроме портретного сходства у вас есть какие-то доказательства? Ведь можно с вами не согласиться. Есть же двойники, — промокая платочком капельки пота на лбу, подавляя в себе волнение, сказал Кузнецов.

— К сожалению, нет, за исключением маленькой записки, оставленной мне его матерью. Я бы пришел раньше, но очень долго искал вас.

— Нельзя ли взглянуть? Она специфическая?

— У вас есть копия? — воскликнул испуганно Костячный.

— Мы уничтожили записку, как только покинули Ачинск и оказались в этой квартире. Зачем носить за пазухой мину.

— Как это можно доказать?

— Я не собираюсь вам ничего доказывать. До исполнения Анатолию четырнадцати лет, мы жили в страхе появления родителей. Но после четырнадцати — избавились навсегда от этого неуютного чувства.