Дорога на плаху - [54]
С такими невеселыми мыслями Николай подрулил к зданию, где находился компьютерный центр. Он бывал в нем. Несколько огромных залов, где можно приобрести любой компьютер, научиться на нем работать, обслуживать, получать программы.
Николай первым прошел в учебный зал и почти сразу же увидел того, кто ему нужен. Парень стоял перед немногочисленной аудиторией и что-то объяснял, высвечивая на мониторе какие-то таблицы. Затем он прошелся по рядам.
Николай оглянулся на Игоря. Он стоял у двери, опершись на косяк, в позе страдающего человека. Николай прошел к парню уверенно, ошибиться было невозможно: слишком разительное сходство с Костячным.
— Вы Анатолий Кузнецов?
— Я вас слушаю, — сказал он голосом Костячного.
— Я — член благотворительного фонда, — Николай вытащил визитную карточку, вертя ею, продолжил: — Фонд оказывает единовременную помощь пенсионерам. У вас родители, мы знаем, на пенсии. Нам бы выдать им небольшую сумму. Вы можете ее получить. Это немного, на двоих шесть минимальных окладов. Вот ведомость, но, расписываясь в получении, оставьте их адреса для отчета.
— А не лучше ли вам проехать и самим выдать? — попытался отказаться Анатолий, и Николаю показалось, что говорит Игорь.
— С удовольствием бы, но у нас тысячи пенсионеров. Вручение денег их сыну — разве не все равно.
— Как будет угодно, — Анатолий взял ведомость, расписался в получении против фамилий, не обращая внимания, стоят там инициалы или нет, приписал адрес, взял деньги. — Спасибо.
— Прощайте, вы мне сберегли час времени, — с этими словами Николай направился к Игорю, который пристально наблюдал за процедурой.
— Он здорово на тебя похож, такой же голос, стать, глаза, нос, — сказал Николай. — Вылитый Костячный младший.
— Ты взял адрес?
— Да.
— Едем. Послушаем, что скажут его старики.
— Думаю, они ни за что не скажут правду.
— Заткнись! Я заставлю.
— Как знаешь, если тебе не нужен собеседник в этом вопросе, я умываю руки.
— Ты должен понять мое состояние, Николай, — с горечью сказал Игорь.
— Мы совершили непростительную ошибку с Савиновой.
— Терпеть ее шантаж? Она была непредсказуема. Нам просто надо довести дело до конца. Кузнецовых не трогаем, мы их просто купим. Кто пожелает своему сыну несчастья? Они будут молчать. Но мне нужна правда. Когда глаз не видит — сердце не болит. А теперь?
— Согласен.
— Мы возьмем Анатолия к себе.
— Вряд ли он согласится. Парень — ведущий специалист. Он написал и издал книгу для пользователя компьютера. Вот она, посмотри. Вчера купил. — Николай вынул из бардачка книжку объемом в сто страниц и подал Игорю.
— Я не сомневался в том, что он способен, — заулыбался Костячный, рассматривая красочное издание. — Он талантлив. В такие годы просто профессорские знания!
Афганец молчал. Ощущение дискомфорта в создавшемся положении усиливалось. Особенно после убийства детектива. Подобное он испытывал, когда в составе сильного отряда участвовал в полковой операции по уничтожению душманов, которые засели в ущелье и контролировали дорогу. Разведка доносила о их сосредоточении в квадрате А. До него вела извилистая горная дорога. Уверенность в своей силе, среди громоздящихся с обеих сторон скал, рассеивалась: не знаешь, что тебя ждет за каждой извилиной дороги — засада и смерть, или жизнь? И хотя они ждали боя, начался он внезапно, на невыгодном для отряда участке. Пуля снайпера пробила Николаю голень. Прапорщик полгода лечил ногу в госпитале, но хромота осталась, и его списали. С годами хромота почти исчезла, но тогда она оказалась решающей в его судьбе.
Сейчас афганец затылком ощущал наведенную на него следственную винтовку, убойная сила которой дальше снайперской. Впервые дискомфорт он почувствовал, когда ему донесли о том, что делом Савиновой заинтересовалась московская бригада, которую возглавляет генерал Климов. Николай слышал о его хватке, знал, что начинал он свою карьеру в Красноярске. Год или два возглавлял управление, затем отвалил в столицу. И вот здесь прижимает к ногтю новорусскую уголовную вошь. Скоро доберется до нашей фирмы. С Костячного спесь слетела недавно, когда свой человек донес, что сотрудницу его фирмы арестовали, как детоубийцу. Николай прекрасно знал о связи шефа с Евгенией Кузнецовой.
Поступила новая информация: Евгения освобождена под расписку о невыезде и находится у родителей. Шеф приказал быть наготове Обмороженному. Это по душу Евгении. Николай кожей чувствует опасность. Лучше бы оставить несчастную семью в покое. Но как скажешь об этом шефу.
— Я принял решение, — неожиданно сказал Костячный, прерывая мысли Николая, подражая голосом и жестами, одному из самых одиозных и кровавых диктаторов двадцатого столетия. — Покупаем молчание Кузнецовых, затем едем к Евгении, и Обморозок заставит ее замолчать.
«Это конец, — подумал Николай. — Как Обмороженный „заставит“, ему ясно. Будет три трупа».
— Может, нам не стоит вмешиваться, — боясь за свою шкуру, попытался возразить афганец. — Обморозок и сам справится.
— Мне надо кое-что выяснить. Это личное, ты понял, ублюдок? — сорвался на крик Костячный.
— Понял, но эта крутизна никуда не годится, шеф.
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.